— Где ж ты ходишь, мой граф желанный? Я тебя совсем заждалась, Аполлоша…

Соколов сказал:

— Мадам, срочно одевайтесь.

— И не подумаю! — Она перекатилась на живот.

Соколов вплотную подошёл к прелестнице, больно хлопнул ладонью по розовой ягодице, заорал:

— Одевайся! Толпа штурмует ворота. Жаждут тебя, как германскую шпионку, порвать — в клочки!

Зинаида резво вскочила, стала метаться по спальне:

— Где панталоны? Где мой лиф? Ах, тут, под кроватью! Граф, не бросайте меня, умоляю. Мы вместе уедем, правда?

Григорий отправился к буфету, отыскал бутылку моэта. Отбил сургуч, с шумом вылетела пробка. Старец пил шампанское прямо из горлышка, и капельки струились по его нерасчёсаной, с лёгкой серебристой сединой бороде.

Зинаида с непостижимой скоростью успела не только одеться, но и накрасить глаза и губы и теперь вопросительно смотрела на Соколова.

Тот подозвал полицейского, приказал:

— Отправьте Зинаиду Дитрих в военную тюрьму! Ей там самое лучшее место.

Зинаида крикнула:

— Обманщик! Вам, граф, ещё придётся отвечать! Самоуправство!

На Зинаиду даже не стали надевать наручники. На глазах обомлевшей толпы её вывели за ворота и посадили в пролётку.

Распутин вышел во двор, подмигнул арестантке:

— Не грусти, Зинуля, ещё свидимся!

Коляска покатила в Лефортово. Задержанную сопровождал лишь ражий полицейский.

Распутин недовольным тоном пробурчал:

— Граф, почто самоуправничаешь? Её муж заждался, сколько дён не видал…

— Вот я и отправляю Зинаиду в тюрьму, чтобы муж не убил её от ревности! Может и тебя прихлопнуть, коварного соблазнителя.

Распутин был погружен в глубокую печаль.

Сыщик вернулся к колодцу.

Тем временем полицейские начали обсуждать:

— Каким образом изымать из колодца мёртвое тело?

Околоточный надзиратель, крепкий в плечах сорокалетний мужчина, снял форменную шапку из чёрной мерлушки, низко склонился в колодец, задумчиво загудел:

— Убийство, поди? Может, взять пожарный багор, подцепить за одежду и выволочить?..

Эксперт Павловский решительно заявил:

— Категорически протестую — багор нанесёт телу повреждения! Не собаку — человека достаем.

— Не, багром не вытащить, труп разбухший, тяжёлый, одежда будет сползать! — согласились бывалые полицейские. — Сподручней всего — верёвку привязать. Для этого лезть внутрь колодца следует. Только вода холодная, можно сказать, ледяная. Сам окочуришься — в момент. И запах тяжёлый, в ноздре аж свербит.

Соколов сказал:

— И все же придётся спускаться в колодец. Охотник найдётся?

Полицейские, задумчиво потупив взоры в землю, молчали.

Околоточный надзиратель произнёс:

— Господин полковник, вы прикажите кому из нас, тогда хочешь не хочешь, лезть придётся. А самостоятельно желающих не найдётся.

Соколов махнул рукой.

— Чего с вами говорить, коли вы такие робкие — холодной водички испугались! Я и сам спущусь, дело куражное. — Повернулся к Распутину: — Григорий Ефимович, ты в доме Гершау уже освоился? Принеси свежую простыню. Приготовили веревку? Дай сюда, сделаю петлю. Отлично!

Соколов снял пальто и шляпу, передал их околоточному. Оставшись в костюме, сделал несколько согревающих движений и лишь затем разделся до исподнего. На груди виднелись следы боевых ранений, а плечо было украшено толстым красным рубцом — след германского штыка.