Сперва двое новоприбывших скептически отнеслись к присутствию в отряде двух женщин. Они сомневались в выносливости слабого пола — им казалось, что женщинам будет не под силу одолеть все тяготы и опасности путешествия по непроходимым горным кручам и диким местам, ибо именно такой маршрут наметил для них Тарзан. Только так можно было избежать нежелательных встреч с неприятелем.

Но вскоре оба американца убедились, что это им приходится напрягать все силы, чтобы сравняться на марше с женщинами. Ждали их и другие сюрпризы.

— Что случилось со Шримпом? — спросил Дэвис у Бубновича.— Я думал, он не тратит время на юбки, а он всегда околачивается возле этой коричневой особы. Я его, конечно, не осуждаю — как раз наоборот. Сам бы охотно приударил — красотка весьма соблазнительна, но Шримпа не узнаю! И «старик» стал совсем другим.

— Все течет, все меняется,— пожав плечами, коротко ответил склонный к философствованию Бубнович.

Дорога становилась все труднее. Путникам не раз приходилось прорубать себе путь сквозь непроходимые заросли девственных джунглей. В ход шли ножи и самодельные топоры.

Глубокие ущелья и стремительные горные потоки то и дело пытались преградить путь и воспрепятствовать продвижению. Отвесные скальные стены возносились вверх или опускались вниз на многие сотни футов, вынуждая делать длинный обход. Редкий день проходил без того, чтобы путников не вымочил обильный тропический ливень. В этих местах наступила пора дождей. Постоянным неудобством стала мокрая одежда — в ней приходилось и спать, и идти. От влаги, которой был насыщен воздух, она не просыхала даже в редкие дни без дождей. Обувь износилась окончательно — и армейские ботинки, и самодельные мокасины не выдержали каменистых троп.

Тарзан охотился для всех. Мясо приходилось есть сырым. И те, кто раньше и представить себе не мог такой трапезы без содрогания, приучились к этому меню.

Тарзан брал на себя большую долю трудностей. Он шел впереди, выбирая дорогу и тщательно избегая даже приближаться к тем местам, где могли располагаться вражеские гарнизоны.

Ночью все спали вповалку, грея друг друга теплом своих тел. Лишь один человек оставался на часах, охраняя спящих, главным образом от нападения хищников. У людей иногда слабели и отказывались подчиняться мускулы, но дух никогда не сдавал.

Маленькая обезьянка Кета, решившая не расставаться с новым другом — тармангани, шла вместе с людьми. Она бранилась и жаловалась.

Когда Тарзан отлучился из партизанского отряда освобождать Дугласа и Дэвиса, он привязал ее к дереву и не взял с собой. Обезьянка была вне себя от обиды и ярости. Она покусала трех голландцев, хотевших приласкать ее. С тех пор она сторонилась людей и общалась исключительно с Тарзаном. Только для сержанта Розетти почему-то делалось исключение. Кета сама подружилась с ним, и когда отряд, измученный дневным переходом, укладывался спать, Кета отыскала среди всех своего друга и взбиралась ему на спину, устраиваясь на ночлег.

— Вероятно, она чует в Шримпе родственную душу,— острил Бубнович, уязвленный тем, что обезьянка отвергла его попытки приручить ее,— а может, не только душу, может, они со Шримпом близкие родственники, гляньте, как похожи...