Кэрри улыбнулась:

— Члены вашего экипажа рассказывали мне, что вы талантливый пилот, капитан, и необыкновенный храбрец.

— Вовсе нет. Я, Кэрри, страшный трус. Никак не могу заставить себя произнести три коротеньких слова — духу не хватает.

Кэрри смеялась, но не помогала ему. Ей хотелось, чтобы капитан Лукас решился объясниться сам, без посторонней помощи.

— Слушайте! — выпалил Джерри.— Как вы думаете? Вам понравится жить в Оклахома-сити?

— Мне это очень понравится,— серьезно ответила девушка.

— Дорогая! — воскликнул Джерри счастливым голосом.— Я просто должен поцеловать вас. И прямо сейчас, хотя бы и при всем народе.

— Мы можем выйти наружу,— предложила Кэрри.

Их руки встретились, тихонько, стараясь не потревожить сидящих у огня товарищей, двое выбрались из пещеры.

Недалеко от входа сержант Розетти держал в объятиях Сарину. Слышались звуки поцелуев и прерывистое дыхание влюбленных. Смуглые руки Сарины крепко обвились вокруг шеи маленького сержанта.

Выйдя из освещенной пламенем костра пещеры, Джерри и Кэрри едва не наткнулись в темноте на целующуюся парочку. Джерри первым заметил их и увлек Кэрри подальше. Когда они отошли на приличное расстояние, Кэрри сказала лукаво:

— Иногда и командирам есть чему поучиться у своих сержантов...

Минуту спустя она ласково оттолкнула Джерри и, переводя дух, шепнула ему:

— Вы все-таки действительно женоненавистник, мой капитан...— ее глаза лучились счастьем и она, как и Сарина, крепко обхватила руками шею Джерри Лукаса и прижалась к нему всем телом.

Сержант Бубнович сидел у огня рядом со входом в пещеру. Сперва мимо него проскользнули, держась за руки, Розетти и Сарина, а некоторое время спустя в темноту ушли Кэрри и Джерри. Бубнович вспомнил свой дом, жену и ребятишек. Они были так далеко, а тропическая теплая ночь так упоительно дразнила сердце мерцанием звезд и пряными ароматами дивных цветов...

Джо Бубнович протянул руку к маленькой Кете, желая погладить пушистую спинку:

— Я тоже хочу влюбиться,— сказал он обезьянке,— давай подружимся, малышка!

Кета в ответ укусила его за палец.

— Никто меня не любит,— сморщившись от боли и тряся укушенной рукой, жаловался Бруклинский бродяга, и в голосе его звучала неподдельная печаль.

День за днем «иностранный легион» вел нелегкую битву с тропической природой за каждую милю пути. Часто путники бывали так измучены дорогой, что, добираясь до стоянки, падали без сил и забывались тяжелым сном, не тратя времени на приготовление ужина. Все были слишком утомлены, чтобы разговаривать. Но никто не позволял себе ни малейшей жалобы, даже в шутливой форме. Кэрри и Сарина держались наравне с мужчинами, и те очень гордились ими.

Их путь лежал вдоль склона горы Масоерай, там предстояло пересечь хребет и начать спуск к морскому берегу. Прошел уже месяц с тех пор, как отряд покинул партизанский лагерь. Вокруг были только пустынные горные гряды, ни следа человеческого присутствия, лишь тигры да горные козы нарушали покой неживой природы.

И вдруг стряслась большая беда — Тарзан попал в плен к японцам.

Случилось это в одной из живописных горных долин, поросших лесом. По хорошо утоптанной звериной тропе весело вышагивал «иностранный легион». Тарзан, как обычно, передвигался далеко впереди по деревьям. Он и наткнулся на японский патруль.