Но об этой маленькой своей победе Михаил Иванович Потапов никогда никому не рассказывал. Даже верному другу Музыченко.
Поэтому тот долго не мог «врубиться», о чем идет речь, и без устали вертел круглой головой, переводя пытливый взор с одного своего товарища на другого, зашедшего, кстати, попрощаться.
– Ну, все, Иван Николаевич! Сегодня меня переводят в другой лагерь. И даже, по секрету, скажу в какой: Нюрнбергский! Комендант принял немного шнапса – ну и проговорился по пьяни… Вот, дал полчаса на сборы…
– Держись, Евгений Арсентьевич, ты нашей Родине живым нужен! – в духе времени отреагировал на это заявление Музыченко, втайне надеявшийся, что и он сам еще понадобится непредсказуемому и мстительному советскому руководству.
– И ты прощевай, Михайло Иванович… Спасибо тебе, родной, за все, – комкор повернул лицо к Потапову и неожиданно для всех… низко поклонился.
– Не за что! – как всегда, невозмутимо отреагировал тот.
– Ежели со мной беда случится – передай родным, что Егоров никогда не был предателем… В плен попал в силу случайного стечения обстоятельств… А на сговор с врагом пошел из-за временного помутнения рассудка.
– Понял. Обязательно передам.
– Еще раз спасибо, что надоумил дурака… Я твои наставления теперь до самой смерти помнить буду. Можешь не сомневаться!
– А я и не сомневался в тебе, Евгений Арсентьевич. Не может боевой советский генерал обратить оружие против собственного народа, защищать который он клятвенно обещал до самой смерти.
– Согласен! – вытер неожиданно вспотевшее чело комкор Егоров.
Пленные или предатели?
Хаммельбург.
14 апреля 1943 года
– А ты от меня точно что-то скрываешь! – хитро прищурился Музыченко, искоса поглядывая на своего товарища.
– Нет-нет, ничего… – неуклюже начал оправдываться Потапов, никогда не умевший лгать.
– Ну-ка, признавайся, за что он тебя благодарил?
– Кто?
– Конь в пальто…
– Какой конь, Ваня?
– Егорка!
– Генерал Егоров?
– Так точно…
– Ну… Я… Как бы это правильно сказать…
– А ты не старайся правильно, старайся честно.
– Ладно. Короче, это я отговорил Евгения Арсентьевича от идеи сотрудничества с фашистами.
– А он, паскудник, и тебя пытался переманить на сторону врага?!
– Ага, – точно эхо, подтвердил Михаил Иванович.
– Разреши узнать – когда?
– Год назад… Еще в «Проминенте».
– Так вот куда он все время пропадал… А мне плел что-то насчет постоянных допросов в Пятом отделе имперской безопасности.
– Егоров имел полномочия от самого Гитлера на свободное перемещение по оккупированной территории. С целью вербовки советских военнопленных. Но после разговора со мной изменил позицию, и власти рейха его мандат аннулировали.
Музыченко надолго замолчал и друг выпалил:
– Меня Егорка тоже завербовать пытался. Но я ответил отказом.
– И правильно сделал.
– Ой, сомневаюсь… Слыхал, что наш Верховный учудил?
– Нет.
– «У Гитлера нет русских военнопленных, есть только предатели, с которыми мы разберемся, как только закончится война».
– Где ты взял такую чушь?
– Берлинское радио сообщило.
– Ерунда все это. Пропаганда Геббельса…
– Уж больно на правду смахивает! Здесь, в Хаммельбургском лагере, одно время держали сына Сталина – Якова. Так вот… Сам фюрер предложил обменять его на фельдмаршала Паулюса, угодившего в плен под Сталинградом… «Я солдат на маршалов не меняю», – ответил Иосиф Виссарионович.