– Мне пора, – сказала девушка, не глядя ему в глаза. – Ты знаешь – и тебе, и вашему миру осталось недолго. Сделай свой выбор, в кои-то веки раз. Не за марло и не за идею. Просто поступи так, как должен, если не совсем вывихнул мозги в «Лебенсборне». Дело не в факте, что вам всю жизнь врали. Сам разберись – человек ты или тля.

Воткнув сигарету в пепельницу, она сделала шаг к двери. Павел перевел на неё потухший взгляд. Он ничем не напоминал сверхсущество – руки мелко дрожали, он кусал губы.

– Перед тем как уйти… скажи мне – КТО ЖЕ ТЫ ТАКАЯ…

Ольга склонилась над его ухом. А когда распрямилась – волосы Павла полностью побелели. Селина скривила рот в усмешке: надо же, как забавно, молодой парень с трясущейся, седой, как у древнего старика, головой. И всё это сделала она…

– Мне сразу надо было догадаться… – прошептал Павел. – Сразу, как только Жан-Пьер переслал данные по ДНК… Он не мог понять, откуда ты, а ведь это самое логичное и простое объяснение – после аномалии, проглотившей наших учёных. Но как тяжело это осознавать… Давай я просто посчитаю, что сошёл с ума? Мне будет много проще.

– О, без проблем, – равнодушно пожала плечами Ольга. – Сегодня ты мой гость. Прости, твоя причёска пострадала, но ничего – найдёшь новую маску, отрастишь другие волосы.

Павел не сделал попытки остановить её. Дверь захлопнулась.

Спустя час он открыл последний датай, долго смотрел на буквы и цифры. Затем нехотя встал. Потянулся к ящику стола, достал сразу два «браунинга» – вместительные, с магазином на тринадцать патронов. Подумал, добавил к каждому по обойме. На дне ящика лежала термограната. Павел взглянул на неё с интересом, склонив голову вбок.

…Он уже точно знал, что ему следует делать.

Я с трудом открываю свинцовые, словно «Хейнкелем» склеенные веки. Ничего не вижу, кожу облепило нечто мутно-белое… Хельхейм гнилостный, я так и не выбрался обратно?! Лихорадочно вцепляюсь обеими руками в лицо, и… Оказывается, мне закрывает глаза повязка. Срываю её одним движением. Хвала всем богам Асгарда, я вернулся!

В этот момент я слышу звонкий женский смех.

– Простите, – хохочет сидящая за рулём Ольга. – Я посмела завязать вам лицо полотенцем – испугалась, что его сожжёт солнце. Сегодня так жарит, ну просто ужас.

Её чёрные волосы развеваются на ветру, напоминая пиратское знамя. Я озираюсь. Мы мчимся по автобану на пожилом коричневом «хорьхе» с открытым верхом – забытом детище фатерландского автопрома. «Хорьх» грохочет всеми деталями, испускает облачка чёрного дыма, но всё же едет. Зевая, я потягиваюсь – слышно, как хрустят суставы.

– Искренне надеюсь, это скоро кончится. Мне надоело таскаться в ваш мир.

Ольга сосредоточенно смотрит на дорогу, игнорируя наши с машиной страдания.

– И я на это надеюсь, – говорит она без тени улыбки. – Я уже заждалась.

Я не успеваю спросить, что бы это значило, – она резко сбрасывает скорость. Метрах в тридцати от нас – нагромождение бетонных блоков, импровизированный КПП. Сверху баррикады развевается жалкий обрывок красной тряпки: кажется, это часть флага рейхскомиссариата Москау, откуда вырезан (нет, скорее вырван) орёл. Я вижу впереди силуэты людей с оружием, в гражданской одежде. Всех отличает один элемент – заметная издалека, алеющая лента на кармане пиджака или на выцветшем кепи вермахта.