– Да как вам сказать… товарищ. – Я мстительно упираю на это странное слово. – Кто ждёт, а кто, в общем-то, и нет. Большинству по фиг – они телевизор смотрят, в кауф-хофах затовариваются. В Москау взращён такой тип людей, что их смена власти не интересует.

Владелец планшета меряет меня взглядом, мрачно прихлёбывая чай.

– В этом и состояла задача нацистов, – бурчит он. – Отвлечь людей, задурить им голову. Ничего, вернём М о с к в у, и кауф-хофы отменят как вредное изобретение. Проще еду и одежду продавать ограниченно, скажем, одни брюки на брата. Иначе, товарищ, несправедливость получается – у одного хмыря зараз десять костюмов в загашнике, а другой – голый и босый. Да и с хозяевами кауф-хофов тоже разберёмся. Незачем было морочить народ, шмотками завлекать. Этих поблядушек прям сразу под трибунал.

– А кого ещё под трибунал? – любознательно интересуюсь я.

– Да всех, кто с режимом сотрудничал, – простодушно вступает в разговор дедушка в старых брюках. – Но судить таких – много чести, кхе-кхе. Пулю в башку, и делов-то.

С удовольствием засветил бы старичку чайником в глаз. Но нельзя.

– Так все же сотрудничали, – развожу я руками. – Иначе было невозможно. Скажем, унтер-офицеры кондукторского полка «Кессельринг», что проверяют билеты в трамваях, – они тоже военные преступники? Рядовой шутце-дворник из Службы чистоты – оплот Триумвирата? А цукерфюрер профсоюза кондитеров: его тоже расстреляют или дадут десять лет тюрьмы? Эдак, братцы, вам придётся полностью Москау зачищать…

Ольга отчаянно терзает ногтями мою руку, но у меня уже отказали тормоза.

– Так и почему ж нет? – Старик явно не заметил издёвки. – Правильно. Пока мы в лесах с малолетства с врагом смертный бой вели, эти козлы в джакузях бултыхались да кофей нечестивый распивали. Вот пущай теперича на стройки и едуть – посильным трудом искупать вину перед народом. А нечего им, мил человек, под фрицем-то было лежать!

О, я даже и не сомневался. Дивные, симпатичные люди с редким терпением.

– Но как насчёт товарищей, точнее, господ-белоленточников из отрядов «Святого Архангела Михаила»? – елейным тоном спрашиваю я. – Они-то – за кайзера-батюшку и капитализм – стало быть, вовсе не против кауф-хофов, частной собственности, публичных домов, да и арбайтенлагеров – дешёвая рабочая сила на огородах всегда пригодится. Что, если они не согласятся с вашими требованиями? У них наверняка свои пожелания…

В чайнике вновь вскипает вода – носик выбрасывает пар.

– С беляками мы разберёмся, – заявляет блондинистый шварцкопф. – Они, конечно, тоже против немца воевали… Но вот мироустройство им мыслится неправильное. Начнут возражать – придётся объяснить что к чему. Людей у нас больше, да и оружие получше…

Ольга сидит белая как мел. Я внутренне торжествую: одно дело с гламурной нежностью кинуть гранаточку в обер-коменданта, другое – пообщаться с людьми из лесов, чьи руки непосредственно и вершат революцию. О, будет весело. Сначала эти участники безумного чаепития перевешают всех, кто имел отношение к режиму (а их много – продал хоть раз офицеру СС мороженое, вот и пособник), а затем плавно перейдут на разборки друг с другом. Вспыхнет вторая Двадцатилетняя Война. Как и после побед вермахта, начнётся делёж власти. Даже удивительно, вот почему в Руссланде ВСЕГДА одно и то же?