Александр Борисович открыл нижнюю дверцу сейфа, пошарил там, в углу, за кипами пухлых папок… Подумал еще, сидя на корточках, и со вздохом добыл запечатанную бутылку коньяка. Решил так: это никакая не взятка, поскольку и нужды в ней нет, а вот хорошее к тебе отношение надо ценить наперед, а не только тогда, когда уже петух жареный клюнул, не дай, конечно, бог…

И сунул коньяк, произведенный в солнечной Армении тоже еще при советской власти, а следовательно, не просто старый, а уже очень старый, в кожаную сумку-барсетку.

Скажи кто Александру Борисовичу, что он сию минуту совершил весьма дальновидный и, что гораздо важнее, не менее своевременный поступок, он бы не поверил. Подумаешь, всего и делов-то! Было бы о чем говорить!..

А касаемо «вампуки», Славка отчасти прав. Скорее, по сути. «Вам пук цветов подарим!» — пели хором девицы из какого-то благородного училища песню собственного сочинения своему попечителю великому князю. Народ рыдал, поскольку действительно — полная фигня. Так с тех пор и пошло. Конечно, если уж быть до конца справедливым, то стоило бы добавить и следующее: сие знание получено Александром Борисовичем от его супруги Ирины Генриховны, которая преподает музыку в престижном училище и, следовательно, знает о ней все. Но сам Александр Борисович на подобную ссылку не согласился бы. Из соображений персональной гордости.

Оставалось только ждать, когда прокурор города Москвы Павел Петрович Прохоров даст распоряжение своим деятелям и те безо всякого огорчения, а, напротив, возможно, даже с изрядной долей злорадства скинут неприятное, скандальное служебное расследование на плечи явно страдающих болезненным самомнением работников Генеральной прокуратуры. Ни для кого же не было секретом, где и кем трудится папа Рустама Гусарова. Ну вот пусть теперь они сами и ломают себе головы, защищая честь мундира.

Странно, но, как позже, что называется краем уха, услышал Турецкий, сочувствующих Рустаму в его «конторе» на Пятницкой почему-то не нашлось. А вот почему — это очень тяжелый и неприятный вопрос. «Что с нами происходит?» — сегодня такая же риторика, как набившее оскомину еще в школе «Выдь на Волгу, чей стон раздается?». Хотя, то ли Нинка притащила из школы, то ли Ирина — из своего музучилища, нынче два слова «чей стон» молодежь заменила одним — «чарльстон». Давно уже заменила. И ведь звучит!

3

Он правильно сделал, что запихнул бутылку в барсетку, потому что, оставляя теплую куртку на вешалке, ему пришлось бы перекладывать ее в карман. А на виду у многочисленных офицеров милиции и публики в штатском — последняя, естественно, жаждала здесь отыскать справедливость — подобная «демонстрация» не прошла бы незамеченной.

Войдя в кабинет главного начальника, Александр Борисович испытал все то же часто повторяющееся в последнее время ощущение, напоминающее дежа-вю. Но только, вероятно, с обратным знаком. То есть хозяин кабинета был ему как-то отдаленно знаком, но вот сказать с уверенностью, что это именно с ним изображал он какой-то там балканский танец на вечеринке у Славки, это извините… Возможно, поэтому и застыло у него на лице настороженное выражение.