Конечно, поступить так было бы правильно. Конечно, именно так и поступил бы на месте Джека любой хороший мальчик. Любой, но не Джек, который никогда не делает того, что правильно.

И Джек подхватывает под одну руку тёлочку, под другую один из мешков с золотом, крадётся мимо храпящей великанши, а дальше – прочь из дома и бегом, со всех ног, к бобовому стеблю. Добежал, а там вниз, вниз, вниз…

Вот и знакомый двор, где по-прежнему стоят в тени бобового стебля мать Джека и их соседи. Джек спрыгивает на землю, обнимает свою – теперь уже свою! – тёлочку, высыпает из мешка целую груду золота и горделиво улыбается. Ну что теперь скажешь, мать? Никудышный у тебя сын, да?

Но проходит несколько месяцев, и всё возвращается на круги своя.

Какое-то время всё шло хорошо, замечательно даже. Джек сделался знаменитостью в своём городке, все девушки буквально охотились за ним, мечтали посидеть в «Гавроше», где Джек всех-всех потчевал утиной грудкой с яблоками и шоколадным суфле, а также – на десерт – своими рассказами о том, как он победил великаншу. В награду за подвиги Джек надеялся получить – и получал – девичьи поцелуи.

Но мешок золота как-то очень быстро закончился, особенно если учесть, что помимо девушек в «Гавроше» нужно было тёлочку выкармливать, да тут ещё матери вздумалось пристройку к дому затеять, да гладкие кожаные сапоги себе купить и в лисьи меха с ног до головы одеться. Она тоже человек, ей тоже хотелось, чтобы на неё мужчины внимание обращали.

Одним словом, кончилось вскоре золото, а вместе с ним кончилась и слава Джека. Девушки вновь стали сторониться его, соседи, как раньше, смотрели теперь на него с презрением, а мать Джека перестала получать приглашения на балы и торчала теперь дома, злая, как ведьма. По старой привычке она пилила сына за всё – за то, что слишком часто моется, например, воду зря переводит. Дышит слишком громко. Места в доме много занимает, ну и так далее. Так что днём теперь Джек без конца её сварливый голос слышит, а как заснёт – в голове у него рёв великанши раздаётся, и не знаешь даже, что из этого приятнее.

А на дворе тёлочка мычит от голода. Джек ласкает её, обнимает, успокаивает так же, как когда-то старушку Белянку, но не может при этом не думать о том, что вот подрастёт тёлочка, Белянка Вторая, придётся её на мясо сдать, и тогда он опять один-одинёшенек останется. Отца, по которому Джек скучает, у него нет. Любить его некому, заботиться о нём тоже – мать не в счёт, а девушку найти ему так и не удалось. Тупик.

Джек мечтает, что будь у него всё богатство мира, не стал бы он, как его мать, покупать себе ни одежду, ни драгоценности, ни новый дом, а купил бы себе новую семью. Интересно, сколько это стоит?

Лёжа в сухих сорняках, Джек смотрит на бобовый стебель, закрывающий по ночам всё небо так, что звёзд не видно. Вернуться туда, наверх, Джек не осмеливается, знает, что та мерзкая великанша его насмерть убьёт. И съест, людоедка проклятая. И тому славному мужчине, что принял его тогда как родного, показаться на глаза Джек не может. Как же покажешься, если он к тебе со всей душой, а ты его обокрал?