Но затем настала та весенняя ночь, когда мне в окно ударил странный свет. Ни Майкл, ни Джон не проснулись, и я одна выскользнула из постели, подбежала, прижалась лицом к стеклу. Мерцающий свет становился всё ярче, всё сильнее…

Затем в поле зрения появилась лестница.

Я подняла голову и увидела «Весёлый Роджер», плывущий над моей головой в сверкающем облаке волшебной пыли. Это с его палубы свисала лестница, которую я заметила. Только это не лестница, конечно, была, а трап.

На палубе стоял Скаури, и глаза его светились ярче, чем звёзды на небе.

Забравшись по трапу на палубу, я увидела в руке Скаури знакомый голубой плод.

– Ты его забыла в прошлый раз, – сказал Скаури.

– И ты сохранил его для меня? – спросила я, обмирая от восторга.

– Глупости-то не говори, – хмыкнул в ответ Скаури. – Восторг русалки портится точно так же, как любая груша или яблоко. Нет, я вновь спустился на дно океана, чтобы сорвать для тебя новый, свеженький. А потом пришлось своровать у фей целый мешок волшебной пыли, чтобы прилететь сюда на «Роджере». Короче, пришлось повозиться.

Я внимательнее присмотрелась к Скаури. На этот раз он был одет очень чистенько, в красивом коричневом бархатном камзоле и аккуратно заправленной под ремень рубашке. Лицо умытое, и пахло от Скаури очень приятно – мёдом и какими-то пряностями. Одним словом, он тщательно собирался на свидание.

Он протянул мне маленький мерцающий голубой плод.

– Вот, – сказал мне Скаури. – Бери, закрой глаза и откуси кусочек. Бери, бери, не зря же я такой путь проделал, чтобы тебя угостить.

Я взяла голубой плод, отогнула лепесток, закрыла глаза и откусила.

Описать его вкус словами действительно невозможно, пожалуй, но я всё же попытаюсь. Он одновременно терпкий и мятный, тёплый и ореховый, и влажный, и густой, словно весенний лес после дождя. Он насыщенный и совершенно незнакомый, волнующий, от него чаще начинает биться твоё сердце в груди, и что-то начинает происходить с твоим разумом и телом – они словно раскрываются для новых, невиданных прежде возможностей. Ты словно становишься другой, способной всё совершить и всё охватить умом, а потом приходит пора открыть глаза – как раз вовремя, чтобы вспомнить про человека, который подарил тебе этот незабываемый миг. Вот он, этот человек, стоит, омытый лунным светом, на палубе пиратского корабля, и в его глазах отражается вся бесконечность Вселенной…

А потом вкус исчезает, растворяется, но не до самого конца, сохраняя долгое послевкусие, заставляя ум острее замечать всё, что происходит вокруг. И только тут до меня доходит вдруг, что мы со Скаури одни и никого, кроме нас, на «Весёлом Роджере» нет.

– Погоди, а где же все? – спросила я.

– Экипаж, ты имеешь в виду? Они заняты разборкой с береговой мафией, – небрежно ответил Скаури. – Я сказал им, что буду дрейфовать вдоль побережья. Гоняться за мафией они будут до самого рассвета, так что время у нас есть.

В ту ночь, когда «Роджер» скрылся в облаках над Блумсбери, мы со Скаури расположились в гамаке, который он натянул среди звёзд, и пили шипучий персиковый сидр. Его, кстати, Скаури тоже сделал сам.