Развернувшись, Натка зашагала обратно.
– Ты чего это? Чего ты? – баба Люба попятилась, явно неправильно истолковав выражение решимости на Наткином лице.
– Любовь… Как, простите, вас по отчеству? – Натка решила быть вежливой.
– Зачем по отчеству, мы ж ровесницы почти, можно просто Люба и на ты, – пожилая кокетка поправила накренившийся парик. – Чего тебе надо-то?
– Поговорить.
Натка огляделась. Звать «просто Любу» в гости не хотелось, компанейски сидеть с ней на лавочке во дворе – тоже. На скамейках пусть бабушки сидят, а Натка этой Любы моложе как минимум вдвое, что бы та себе ни думала…
– Вы пьете кофе?
– Капучинку могу, – осторожно согласилась баба Люба. – Особенно если с куросанчиком…
– Можно и с куросанчиком, – Натка, не став просвещать соседку относительно правильного названия французской выпечки, подхватила соседку под вязаный, с бусинами, шершавый рукав и потянула через двор. – Тут рядом есть пекарня, там отличная выпечка, я угощаю.
– Мне уже интересно, – баба Люба не сопротивлялась, смотрела с веселым удивлением. – Гляди-ка, ты ж всегда нос задирала, даже не здоровалась, а тут мы как подруженьки идем, чисто Шерочка с Машерочкой, это какой же медведь в лесу сдох?
В пекарне в предобеденный час был людно, за свежим хлебом и выпечкой стояла очередь, но в крохотном закутке, притворяющемся кафетерием, никого не оказалось. Натка усадила новую подружку за единственный столик, взяла ей «капучинку» и круассан с ванильным кремом, а себе американо.
– Ну, выкладывай, чего тебе надо-то, – подбодрила ее баба Люба, аккуратно тяпнув вставными зубами румяный круассан. – Не тяни, а то одной капучинкой не отделаешься.
Она захихикала, и отзывчивый парик опять затрясся, а с надкушенного круассана снежком посыпалась сахарная пудра.
– Как-то недавно в парке, неподалеку, женщина на лавочке плакала, – не стала тянуть Натка. – Я тогда к ней подсела, чтобы утешить, а вы как раз мимо проходили и назвали ее аферисткой. Почему? Вы ее знаете?
– У-у-у-у… Капучинкой точно не обойдемся. Коньячок у них тут наливают, нет? Ну и ладно, у меня с собой, – баба Люба деловито пошуршала в пакете и достала маленькую плоскую бутылочку. – Что? Не смотри так, как лекарство принимаю, от давления, у меня часто бывает пониженное. Тебе тоже накапать?
– Капайте, – Натка придвинула свою чашку.
– Ну, на здоровьице! – баба Люба приложилась к своей чашке, разулыбалась, подпихнула Натку вязаным локтем. – А вкуснее ведь стала капучинка! Ты пей, пей, я рассказывать буду…
Люба, Таня и Миша дружили с детства. Точнее, Люба с Таней дружили, а Миша лет с пяти никак не мог определиться, на какой из двух подруг он женится, когда вырастет. Люба была пухленькой блондинкой с голубыми глазами, Таня – худенькой брюнеткой с черными, обе красавицы, как тут определишься? Миша все колебался. В первой четверти на уроке физкультуры он признался в любви Тане, а во второй – Любе, и выбрал для этого совсем неподходящие место и время: школьную столовую, между пюре с котлетой и компотом. Танька сидела с подругой рядом, Мишкино признание Любе услышала, страшно обиделась, и тогда они впервые поссорились. На следующий день, разумеется, помирились, но только девчонки. Мишку обе игнорировали аж до третьего класса.