Тогда вдруг выяснилось, что Мишка крутой: про его коллекцию марок написали в газете. Марки ни Любку, ни Таньку не интересовали, газет они не читали, но пренебрегать крутым Мишкой перестали – не отдавать же его Ленке Сидоровой из параллельного класса! Такой Мишка и самим пригодится.

Мишка старался и пригождался: в четвертом классе таскал портфель за Любкой, в пятом – за Танькой, в шестом все-таки влюбился в Ленку Сидорову, но к седьмому ее разлюбил. Трудно любить девочку, у которой все лицо в царапинах и волосы клоками выдраны – Танька с Любкой с соперницей не церемонились, бились за Мишку в кровь. У Любки на подбородке навсегда остался шрам от удара портфелем. У Сидоровой был хороший портфель – тяжелый, кожаный, с массивным металлическим замком…

К восьмому классу избалованный вниманием Мишка махнул рукой на самоопределение и ходил с двумя невестами сразу: левая рука на плече у Любки, правая – у Таньки. Танька, правда, была ниже подружки на целую голову, так что руки у их общего жениха Мишки располагались наперекос. В школе над ними посмеивались, но в лицо не дразнили. Помнили про Ленку Сидорову с ее проплешинами и царапинами…

Потом случилась драма. Танька решила после восьмого уйти в медучилище, Любка – в метеотехникум, Мишка же не хотел ни туда, ни туда, остался в школе. Видеться они стали редко, в обнимку уже не ходили. Танька с Любкой подозревали, что у Мишки в его десятом «Б» кто-то есть, но выяснять не стали – уже охладели к другу детства. Обе обзавелись персональными кавалерами, иногда ходили в кино или в парк погулять вчетвером и Мишкиной жизнью особо не интересовались.

– Вот и правильно, доча, – радовался Любкин папаня.

Мишка ему никогда особо не нравился. «Не той он хлопчик», – с сожалением говорил он. И еще: «Чернявый-мутнявый он, Любаня, какой с его тебе жених? Такие тока на своих женятся, да и нам, казакам, он такой-то пошто?»

Какой Мишка «такой», Любаня по малолетству не понимала и только позже уяснила, что папаня прозрачно намекал на Мишкину национальность. Он носил труднопроизносимую фамилию Фирштвельский: Мишка был польским евреем. «Да какая разница-то!» – думала Любаня по молодости, но со временем убедилась: папаня знал, что говорил. Не только он не жаловал Мишку – его родители тоже не привечали Любку и подобрели к ней, лишь когда она вышла замуж за другого. Видать, и вправду боялись, что сын их женится не на «своей». Но Мишка погулял-погулял, да и привел в дом тихую барышню Соню Дортмунд. И все было бы хорошо, да только тихоня Соня оказалась редкой змеюкой и стала законному мужу изменять, а он ее на этом приловил да и пристукнул сгоряча. И увезли Соню в гробу на кладбище, а Мишку в наручниках куда-то в Сибирь. Там он и сгинул без следа.

Подружки Любка с Танькой тоже горя хлебнули, но не так, как Мишка, а относительно в меру, по привычной для родного отечества бабской норме.

Танькин Виктор был инженером на заводе, горбатился там за копейки, потом ушел в частный бизнес, открыл свое предприятие по изготовлению пластиковых окон, начал хорошо зарабатывать, да, видно, с кем-то не поделился и его быстро прижали. Он обозлился, во всем на свете разочаровался, начал страшно пить – Танька и турнула его из своей жизни, чтобы не отравлял ее, пьянь безмозглая. А Любкин Андрей сам сбежал из семьи к другой бабе, помоложе и побогаче. В итоге подруги оказались примерно на равных: обе одинокие и никому не нужные тетки «под шестьдесят».