Натка с грохотом захлопнула дверь. Господи, да что же это происходит? Просто кошмар какой-то…

– Мам… – опасливо позвал ее Сенька.

Она перевела остекленевший и блестящий от закипающих горячих слез взгляд на сына.

– А давай мы тете Лене позвоним? И дяде Косте. Или Киту…

– Устами младенца, – Натка криво усмехнулась, с трудом разжала кулак и отдала Сеньке пакет. – Подержи-ка, я ключи достану.

Она открыла дверь (два двадцать на девяносто), тщательно вытерла ноги о коврик (никакое не бомжацкое мочало – циновка из пальмового волокна), вошла в квартиру (родовое гнездо, якобы проданное кому-то за сто тысяч рублей). Переобулась в тапки, протопала в кухню, вспомнила:

– Сенька, пакет!

Сын принес покупки, поставил на стол, замер, глядя на нее серьезно и грустно:

– Мам, что делать будем?

– Ты переоденешься и будешь делать уроки, а я…

Больше всего Натке хотелось закрыть лицо руками и рыдать, рыдать… А кто-то гладил бы по голове и утешал, успокаивал, говорил, что все устроится. И чтобы действительно все устроилось как можно скорее и лучше… Но она сделала над собой усилие и сказала:

– А я приготовлю ужин. Сегодня у нас, наверное, будут гости – тетя Лена и дядя Костя…

– Ура! – Сенька подпрыгнул – школьное барахло в ранце за его плечами громыхнуло, – унесся к себе, и окрыленный, зашебуршал чем-то у себя в комнате.

– Надеюсь, он не вещи собирает, – пробормотала Натка себе под нос и машинально посмотрела на яркий календарь, украшающий стену.

Стервелла дала ей всего два дня, и время пошло…

Воспользоваться полезным советом, который дала мне Машка, не получилось. Пока я искала в кухонных шкафчиках редко используемый порошок горчицы, чтобы насыпать его в таз с горячей водой, в брошенной в прихожей сумке надрывно зазвонил телефон.

– Сейчас, сейчас! – я стояла на табуретке, заглядывая на верхнюю полку, и быстро вернуться вниз могла разве что в режиме падения. – Да кто же там такой нетерпеливый…

– Это теть Наташа! – оповестила меня Сашка.

Ей надоело слушать трезвон, и она залезла в мою сумку, но опоздала: звонок прекратился.

– Мать, а ты знаешь, что современный человек заглядывает в свой мобильник в среднем двадцать раз в день? А ты, похоже, только дважды, утром и вечером! – Дочь принесла мне телефон и заодно уличила мать в отсталости. – У тебя тут целых четыре непрочитанных сообщения, как так вообще можно жить?

– Трудно, – согласилась я, осторожно разворачиваясь к дочке передом, к шкафчику задом. Табуретка дернулась и скрипнула, я испугалась и замерла. – Трудна такая жизнь и, возможно, непродолжительна! Дай мне руку, пожалуйста.

– На, – Сашка протянула мне мобильник.

– Просто руку, без телефона! Помоги матери с табуретки слезть!

– Ой, как все плохо, как запущенно! А я давно говорю, тебе без йоги никак, вон, уже руки-ноги почти не гнутся, – заворчала дочь, но все же помогла мне спуститься.

– Без комментариев, пожалуйста, – попросила я и забрала у нее свой телефон.

Четырьмя сообщениями в моем телефоне оказались эсэмэски от банка, который настойчиво предлагал мне кредит на особых условиях, из магазина шуб, где началась распродажа, от Таганцева и от Натки. Банк с магазином я проигнорировала, хотя в комплекте их сообщения смотрелись вполне органично, образуя понятный императив: возьмите наконец, Елена Владимировна, потребительский кредит и купите уже себе приличную шубу…