– Ты кто? – прошептала я. – Полицейская?

Викторова улыбнулась.

– Название конторы на верхней строке. Видишь? Не полиция, другая структура, более серьезная. Рассказывай все, что знаешь! Про Грачеву, про Орлову, короче, все.

– Как тебя зовут? – спросила я, пытаясь прийти в себя. – По-настоящему?

– Лена Викторова, – не моргнув глазом, произнесла она, – нам обеим будет так удобнее. Начинай!

Я уже справилась с шоком.

– Нет! Ты первая. Зачем устроилась в наш вуз? Какого черта обманывала нас, прикидываясь студенткой? Кстати, у тебя здорово получалось. Я в тебе не сомневалась, девчонка, как все!

– Спасибо, – усмехнулась Лена, – маленькая собачка до старости щенок. Я щуплая, поэтому визуально кажусь моложе. Соответствующая одежда, правильная прическа, макияж. В принципе, не трудно сыграть девушку чуть за двадцать. Вернее, пока не трудно, лет через пять-шесть уже не прокатит.

Я вздрогнула, по моей спине пробежал озноб.

– В институт я пришла из-за Ковалева, – сказала Лена.

– Ты в него по правде влюбилась? – подпрыгнула я. – Захотела ежедневно видеть аспиранта?

Елена скривилась:

– Козлова! Разве я похожа на дуру! Не представляю женщину, которой может понравиться Михаил Петрович. И ты не знаешь его главный секрет. Он…

– Наркоман, – перебила я Лену.

Собеседница вынула из кармана спинки переднего сиденья бутылку минералки и сделала несколько глотков.

– Ковалев любитель героина? Откуда эта информация?

Я быстро пересказала разговор, подслушанный под дверью рабочей комнаты Маши Кутеповой.

Елена выслушала меня, ни разу не пошевелившись, а потом сказала:

– Я бы, наверное, тоже на твоем месте подумала о запрещенных препаратах. Нет, Степа, все намного хуже. Как с Ковалевым связана Орлова?

– Она студентка, – удивилась я, – сдает Михаилу зачеты, экзамены. Да что происходит?

Елена отвернулась к затонированному окну.

– Хорошо. Сейчас я тебе попробую объяснить суть. Ты знаешь, как трудно поймать педофила?

– Почему? – удивилась я. – Хотя это глупый вопрос. Полиция не желает искать обидчиков детей.

– Всякое случается, – согласилась Лена, – подонков среди тех, кто призван служить и защищать людей, хватает, но основная проблема в детях и их родителях. Очень часто ребята, став жертвой мерзавца, никому не рассказывают о том, что с ними случилось, они боятся гнева отца и матери, считают себя виновными в произошедшем. Педофилы стараются найти работу в зависимости от своих предпочтений поближе к малышам или подросткам. Ну а теперь встань на место ребенка, которого изнасиловал педагог. Ему стыдно, страшно, а упырь его запугивает: «Пожалуешься старшим, будет лишь хуже, тебе никто не поверит. Я уважаемый человек, а ты кто? Двоечник из неблагополучной семьи». Ну и как отреагирует ребенок? Разве у него хватит смелости противостоять взрослому человеку, от которого он еще и находится в зависимости? Степа, ты начала самостоятельно искать Орлову. Почему не пошла в полицию?

– Там не помогут, – буркнула я.

– Вот! – кивнула Лена. – А ведь основная масса полицейских старается честно выполнять свои обязанности. Но, как известно, одна паршивая овца все стадо портит, и большинство граждан думает, как ты. Хорошо, предположим, ребенок решился на откровенный разговор с мамой. Думаешь, она схватит чадо в охапку и бегом подавать заявление? Нет! Мать прикажет пострадавшему молчать, переведет сына или дочь в другую школу, не захочет шума, потому что знает: никто преступника без достаточных улик не арестует. Ребенка затаскают по экспертизам, адвокат педофила будет мучить его вопросами, вытаскивать наружу детские тайны. Техника защиты проста: смотрите, господа, мальчик плохо учится, прогуливает занятия, часто врет взрослым, он решил опорочить замечательного педагога, который ему поставил в четверти «два». Ну, и кому поверят? К сожалению, дети после насилия сразу бегут мыться, а вода уничтожает улики.