Со злостью ударил кулаком по раковине, разбрызгивая воду.

Заклинание. Девчонка соврала. Все дело в заклинании. Она повторила его и отразила, сумев подействовать на меня. Пробила мою защиту!

Я узнаю правду!

Сбил с полки ровный ряд бутылочек с мылом и пастой. Осколки брызнули стеклянными слезами, один впился в бок. Я с досадой его вытащил, отбросил. Вздохнул. Глянул недовольно на разбитый пузырек. Такие проявления эмоций недостойны фамилии, которую я ношу. Неконтролируемые вспышки агрессии позволяют себе лишь простолюдины. Я же на это не имею права. Отец говорит, что наследник слишком эмоционален и вспыльчив. Эти качества из меня выбивают с детства…

«Наш сын еще молод, Мариус, — с привычной снисходительностью говорила отцу моя безупречная мать — леди Амалия-Долорес. — И он истинный разрушитель. Ты ведь понимаешь, как тяжело ему контролировать ярость. Вспомни себя в двадцать пять лет. И прояви… понимание…»

Понимание? Отец никогда не страдал подобными слабостями. У отца вообще нет слабостей.

Я усмехнулся.

На моем языке вкус девушки, прикосновение к которой более чем недостойно. Да это то же самое, что копаться в отбросах!

Я почти видел, как презрительно сморщила бы совершенный носик моя мать, узнай она об этом, или как разочарованно посмотрел бы отец. Вопиющее бесчинство.

Вот только мне почему-то хочется снова ощутить этот затухающий вкус, окунуться в него, распробовать. Я никак не мог распознать нюансы. Шоколад? Какой-то экзотический фрукт? Или цветок? Сладость ванили, немного терпкости…

Желание. У пустышки был вкус желания. Почти невыносимый…

Руки зачесались от желания швырнуть в стену что-нибудь еще.

Проклятие какое-то!

Это было первое, что я подумал, когда все началось. Проклятие. Заклинание. Чужая навязанная воля. Что угодно. Но вмешательства не было, и это пора признать. В том, что со мной происходит, нет чужого и злого умысла. Это подтвердил опытный и очень дорогой заклинатель, к которому я тайно обратился. Это подтвердил Аодхэн. И если в первом я еще мог усомниться, несмотря на его статус и кучу регалий, то во втором — нет.

— Ни единого признака чужой магии или вмешательства, — с привычной усмешкой произнес Аодхэн. Хотелось не поверить. Но, увы… Аодхэн не ошибается.

Но если меня не прокляли, то в чем дело? Что происходит?

Взгляд зацепился за серебристый диск в распахнутом шкафу. Чаронометр. От одного вида этого предмета стало не по себе. А ведь раньше… раньше. Первые годы после пробуждения потенциала я брал измеритель с предвкушением. И испытывал тайный восторг, наблюдая, как ползет по цифрам черная стрелка. Потом привык, конечно. И стал относиться к собственному потенциалу так, как учил отец — со спокойным достоинством. Я заслужил черный сектор. Правом рождения, правом принадлежности к великим Вандерфилдам. К основателям Королевства. К тем, что издревле стоят у трона, тем, на чьей мощи держится королевская власть Тритории.

И я собирался стать в ряд своих предков с высоко поднятой головой и осознанием ответственности и силы, которой наделен. Я желал стать тем, кем будет гордиться семья. Перед кем склонятся головы сильнейших заклинателей!