– Приятно? – спросил себя Метелкин. И сам себе ответил: – Приятно, и нечего пердеть.

Вот это «нечего пердеть» запомнилось на всю жизнь. А больше не запомнилось ничего. Тата обратила внимание, что пенис у Метелкина величиной с наперсток. Темперамент – нуль. Зачем, спрашивается, полез? Зачем она уступила?

После соития, если можно так назвать, Метелкин поднялся и вышел из номера, мелькая бледным задом. Должно быть, отправился в туалет. Тата села на кровати. На улице стемнело, и она увидела свое отражение в окне. Высокая шея, молодые плечи, маленькие груди – красиво. Но что она здесь делает? Это была ее первая измена. В голове пронеслось: «Какой ужас».

Она не изменила мужу. Она просто отдала должное большому таланту. Метелкин дарит свой талант всему человечеству, значит, и человечество ему что-то должно. Тата заплатила за человечество. Она как бы и не виновата. И все же…

Больше она с Метелкиным не встречалась. И он вскоре умер как-то незаметно. Спился, должно быть.

Его быстро забыли. Он почти не остался в литературе. Прогорел, как факел, и потух бесславно. Непонятно, почему одних помнят, а других нет.

Тата и Сашка жили хорошо. Весело и дружно.

Мелкие измены только укрепляли семью. Нет никого прекраснее, чем немножко виноватая жена. Она становится легкой, сговорчивой, всепрощающей.

Приходили гости. Саша любил гостей. В основном это были товарищи по спортивной гребле с женами или подругами. Либо сослуживцы.

Чаще других заявлялись Лежанские – Слава и Галя. Галя, с низким лбом, практически без лба, с грубым крестьянским лицом и дурными манерами, не нравилась Тате. Тата называла ее «Лежанкина», хотя Галя была Лежанская.

Галя – детдомовская, откуда воспитание? Но у нее была замечательная черта: приходила в гости с пирогами, которые пекла собственноручно. Пироги – с мясом, с яблоками и с капустой – всегда были кстати, очень украшали стол и Галю, компенсируя ее недостатки.

Тата печь не умела, но зато умела смеяться. Ее смех – звонкий, заливистый, прозрачный, как родниковая вода, – звенел до потолка и вырывался в форточку. Люди внизу останавливались и поднимали голову. Где это так смеются? Кому это так хорошо? Под такой смех хотелось жить и любить.

Тата охотно смеялась по многим поводам. Жизнь всегда дает повод посмеяться. Исключение составляют несколько позиций: смерть, унижение, да и то…

Галя Лежанская считала, что смех без причины – признак дурачины. Она не позволяла себе хохотать в полный рот, а только усмехалась краешком губ. Строила из себя умную.

Детей у Лежанских не было. Галя объясняла это тем, что вначале надо выстроить карьеру, а потом уже заводить потомство. Рожать могут все – и кошки, и собаки, и даже куры. А вот написать кандидатскую диссертацию – удел избранных.

Тата пожимала плечами. Кому нужна эта диссертация? Кто ее будет читать? «Когда-нибудь монах трудолюбивый найдет мой труд усердный, безымянный…» Ради монаха корячиться. А тут – ребенок, такой родной, такой сладкий, в нем весь смысл жизни и даже смысл смерти. Бессмертие. После тебя он понесет в жизнь твои гены.