Впечатление портил и выхлоп алкоголя, как и общее состояние «помятости», ведь времени на переодевание ему не дали. Свою лепту вносили и сопровождающие в чине всего-то лейтенантов. В отличии от старших по званию, презрения к президенту они не показывали, но застывшая на лицах вежливая скука оказалась немногим лучше.

— Рядовой О'Хара? — Осведомился президент, протягивая руку назад, но она так и зависла в воздухе, пока лейтенант разбирал коробочки. Лицо Гувера налилось кровью, но он смолчал. Поучив искомое, он зачем-то потрепал О'Хару по щеке, вручая медаль.

— Храбрец!

Отпустив несколько шуток и пафосных фраз, Гувер почувствовал, что «не поймал» солдат, и речь сама собой скомкалась.

После его ухода О'Хара, невысокий светлый крепыш, с недоумением подал плечами и раздражённо потёр щёку.

— Что-то было-то, парни? — Удивлённо поинтересовался он, — Срань какая-то…

Штатский в мятом, нечистом костюме, пахнущий потом, алкоголем и плохим одеколоном, мечущийся по пропахшим кровью, лекарствами и карболкой[171] палатам, Гувер производил впечатление недоумённое, а чуть погодя и тягостное… Это наш президент!?

На фоне президента бравые, подтянутые офицеры выглядели выигрышно. Чего, собственно, они и добивались. Власть потихонечку утекала из рук политиков к военным.

В штабах негромко, но практически в открытую поговаривали про хунту. Власть должна быть у тех, кто готов проливать кровь, и не только чужую, но и свою!

Строились планы, как они будут перехватывать остатки власти у гражданских. Велись разговоры о привилегиях для военных, вплоть до последнего рядового! Отбирать будут кандидатов, тщательно отбирать… и детям потом, внукам… по наследству места в полках передавать!

А народ… быдло, затопчем! Вот сейчас, ещё чуть-чуть… сбросим с шеи мешающих гражданских, и сразу же!

— … объявить если, что власть у военных будет, — Горячо доказывал рыхловатый второй лейтенант[172], на лице которого не сошли ещё юношеские прыщи, в кругу приятелей у костра, передавая бутылку бурбона, — да амнистию мятежникам…

— Э! — Прервал его один из слушателей, черноволосый спортивный крепыш среднего роста, — Какую амнистию, Бобби, мать твою!

— Ты словами о матушке осторожней! — Набычился оратор, — я ведь…

Их быстро развели и успокоили. Поворчав для приличия, Бобби продолжил:

— Объявить… что такого? Военно-полевые суды, проверка виновности… Комми всяких сразу к ближайшему дереву, а кто замарался чуток, так пусть искупают вину! В первые ряды, да сзади пулемётчиков. Итальяшек всяких да ниггеров в лагеря, а там видно будет. Пусть содержание своё отрабатывают!

— И верно, — Согласился недавний оппонент примирительно, — мало ли грязной работы? Болота осушать хотя бы.

— А я о чём!? — Воодушевился Бобби, — В лагеря, да пусть работают. Главное, я считаю, не мелочиться с амнистией. На словах, по крайней мере.

Слушатели, такие же молоденькие лейтенанты, мня себя большими политиками, поддержали радикального Боба, внеся ряд предложений.

— Джентльмен хозяин своего слова, — Подытожил споры наиболее авторитетный в компании, — надо — дал слово, надо — забрал! Боб правильно говорит, пообещать чего угодно можно. Реднеки