Ипата передернуло, но он все же отдал приказ туда и лететь. А Ной, хитренько подмигнув, дал обоснование: а ну как подходящая для вербовки планета прячется где-то вблизи Сурраха? Парадокс? Возможно. А только вот какая штука, коллеги: парадоксы в жизни реально существуют. Где никому не придет в голову искать клад? В своем подполе или на своем огороде. Выдернул клубень брюквы, копни в том же месте еще разок – может, он там… Ан нет, никто и не почешется. Так уж работает разум простецов, ребята: они думают, что все самое ценное – далеко и труднодостижимо…

Никто на борту не сомневался, что под простецами Ной понимает всех, кроме себя.

Но резон в его словах был. Ипат смирился с курсом на Суррах, но был напряжен: догадывался, что тема участия в Больших галактических гонках еще не закрыта. Простецы тоже бывают догадливыми.

Привыкнув к прыти звездолета – быстро ведь привыкаешь к хорошему, – Цезарь теперь выглядел скучным, отвечал односложно. Ной хранил молчание. Молчала и Илона, рассеянно вертя в руках штучку, покусывала губы, избегала встречаться глазами с глазами Ипата. Семирамида вообще ушла тренировать голосовые связки. Из звукоизолированной камеры не доносилось ни звука – хорошая была изоляция.

Тишина. Редкие вопросы Ипата и краткие сухие ответы Цезаря. Шелест одежды, когда тому или иному члену экипажа приспичит поменять позу. Еле слышное дыхание. Изредка – вздохи Илоны.

Даже ругаться никому не хотелось.

Разбежаться бы сейчас всем пятерым в разные стороны, пережить поодиночке кучу приключений, одолеть все препятствия, получить по шее, но все-таки выйти победителями и после всех передряг собраться вместе в кают-компании – вот тогда вовсю забили бы невидимые родники радости и энтузиазма! Фонтаны! Гейзеры!.. А куда убежишь? Где те бескрайние просторы? Можно удалиться в свою каюту, можно даже приказать кораблю заизолировать ее намертво, но все равно останешься на борту «Топинамбура» и будешь помнить, что в нескольких шагах от тебя тот же экипаж, те же опостылевшие лица, а может, и не лица вовсе, а рожи, те же мозги, варящие как угодно, но только не единственно верным способом, те же рты, которые не замедлят вывалить тебе в уши ту несусветную бурду, что сварилась в чужих дурацких мозгах…

– Ты обиделся, что ли? – не выдержав, спросил Ипат Цезаря.

– Нет.

– А чего тогда?..

Мальчишка пожал плечами, шмыгнул носом и не ответил. Какие еще обиды? Если и была обида, то давно прошла. Какой смысл обижаться на фермера за то, что он фермер и мыслит по-фермерски? Цезарь мыслил иначе и не в том направлении. Создать на борту благоприятную атмосферу? Пф! Очень надо! Вот добиться, чтобы Ипат сам – сам! – пожелал участвовать в Больших гонках, – другое дело!

Трое – за. Двое против. Но Ипат скажет «да», если кое-кто его попросит. Вон та, что сидит, вертит в пальцах штучку и вздыхает почем зря…

С Илоной было все ясно: она еще надеялась успеть вернуться на Дар, чтобы принять участие в дарианской вербовочной экспедиции. По идее, объездка дарианского звездолета как раз сейчас должна приближаться к завершению, так что времени у дарианки в обрез. Какие уж тут гонки, хотя бы и с шансом на победу. Да и вообще дариане не падки на деньги.