В диагнозе не может быть ни малейших сомнений. Осколок, пролетев под ключицей, пробил правую мощную подключичную артерию, arteria subclavia. Раненый не умер от потери крови, но образовалась огромная аневризма – заполненная кровью, пульсирующая полость между грудиной и большой грудной мышцей.

С помощью стетоскопа я тщательно прослушиваю опухоль и улавливаю сильный прерывистый шум в глубине – это шумит кровь, которая в месте повреждения стекает в образовавшуюся пазуху и бурлит там. Пульсирующая опухоль несомненно сдавливает нервный канал правой руки и сжимает вены. То небольшое количество крови, которое еще поступает в правую руку, не может равномерно оттекать, а наоборот, застаивается. Отсюда и сильные боли в руке, и отекание, и неимоверная тяжесть.

Аневризма подключичной артерии – диагноз, от которого все хирурги испуганно вздрагивают.

Молодые врачи едва ли когда-нибудь сталкивались с таким опасным ранением. Во всяком случае, они знают о нем по рассказам военных хирургов Первой мировой, по их статьям в журналах.

Должен признаться, что и я пришел в ужас. Впервые в жизни мне довелось столкнуться с подобным случаем.

Снова осматриваю раненого. Теперь мне кажется, что лицо у него скривилось не только от невыносимой боли, но и от страха. Ужасные изменения, которые произошли с его телом, сильная пульсация, непрекращающийся шум внутри, лишающий человека сна, – все это ввергает его в мучительное состояние предчувствия смерти.

Раз из раны сочится ярко-красная кровь и выпадают кровяные сгустки, значит, медлить больше нельзя. В любой момент может произойти разрыв аневризмы и привести к смерти от потери крови за одну минуту.

– Осколок прошел навылет, – говорит коллега, – рана находится под лопаткой. Она слегка воспалена.

При таком движении осколка можно предположить, что правая верхняя часть легкого тоже частично повреждена, но нет никаких признаков, подтверждающих эти подозрения. Раненый не сплевывает кровь.

Несмотря на тяжелое состояние больного, все побуждает к срочной операции. Но нужно ли вообще оперировать или следует переждать? Каждому врачу, в конце концов, приходится принимать решение наедине с собой.

– Господин доктор, позовите, пожалуйста, капитана Нильсона, нашего хирурга. Мне нужно поговорить с ним об этом раненом. Я буду ждать здесь.

Пока он бежит в главный корпус, я присаживаюсь на кровать паренька. Мы одни. Он смотрит на меня с недоверием. Наверное, догадывается, что с ним происходит, интуитивно чувствует, что речь идет о решении, от которого зависит жизнь или смерть. Обо мне он ничего не знает, абсолютно ничего. Мы случайно встретились впервые в его жизни, с которой ему так не хочется расставаться. Постепенно я чувствую, что он проникается ко мне доверием. Как это каждый раз происходит – совершенно непостижимо. Вдруг он просто говорит:

– Господин доктор, помогите мне… пожалуйста…

Меня это чрезвычайно растрогало, хотя и без того все мои мысли только о нем. Его умоляющий взгляд и слова словно предупреждают мое решение. Нет, этого не должно быть. Ради своей собственной совести и ради него я должен принять ясное, не подверженное чувствам, беспощадное решение. Я снова смотрю в его обезображенное мучениями лицо. Наши глаза на секунду встречаются, затем я спокойно отвечаю: