Все это отменно выглядело и пахло, и еще лучше оказалось на вкус. Так что, голодный, да еще и не по-детски уставший «с дороги» Реутов вполне отдал дань всем тем яствам, которые приготовил для него всегда безукоризненно точный в деталях — если верить чужому опыту — Исламбек аль Бухари, негоциант и ценитель изящных искусств. И последний штрих, нанесенный хозяином дома на картину их «мимолетной встречи», лишь укрепил репутацию торговца опиумом в глазах Вадима, несколько отяжелевшего от съеденного и выпитого. Ровно в тот момент, когда он почувствовал, что ему следует остановиться, с легким скрипом открылась боковая дверь, и в гостиную вошел аль Бухари. В руках он держал серебряный поднос: не слишком одобряемый муллами, имамами и кади[170] коньяк, чай, шарики из теста, сваренные в меду — шек-шек — на десерт, и пачка подлинных документов, выписанных на имя афганского купца Кешвара ибн Харуна Херати.

— Люди могут спросить, почему вы не говорите на пушту, — мягко указал на возможную проблему хозяин. — Но вы, уважаемый Кешвар, можете возразить, что росли в Европе. Сорок лет назад в Герате и Шинданде было много беженцев… Вы, правда, несколько моложе, но ведь некоторые правоверные родились уже на чужбине…

— Благодарю вас, агьай, — поклонился негоцианту Вадим. — Я так и сделаю, разумеется.

Старый принцип гласит: не говори лишнего. Вот и Реутов предпочел поблагодарить хозяина за разумную подсказку, но сообщать, что говорит на пушту бегло и без акцента.

— Жақсы сапарыңыз бар![171] — Поклонился, прижав правую руку к сердцу, хозяин дома.

— Кош![172] — Ответил Реутов и ушел, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.

Город Актау, следует отметить, оказался на редкость симпатичным. Впрочем, Вадим прекрасно понимал, что делать выводы на основе обрывочных и, разумеется, поверхностных впечатлений — возникших большей частью или набегу, или от увиденного сквозь окно машины — весьма опрометчиво. Но с другой стороны, нефтяные тугрики тяжелее золотых, не так ли? Так почему же в Актау должно быть хуже, чем в каком-нибудь богом забытом Дубае?

— Приехали. — По-русски сказал извозчик, останавливая машину у искрящегося алмазными радугами фасада аэропорта «Коскудук». Создавалось впечатление, что еще мгновение и хрустально-серебряная волна захлестнет автостоянку вместе с множеством автомобилей и людей, казавшихся на фоне огромного здания аэровокзала всего лишь крошечными муравьями.

«Впечатляет!» — Признал Реутов, доставая портмоне.

— Спасийбе, — сказал он вслух, старательно коверкая русский язык, которого мог и не знать. Это для местных — по эту и по ту сторону Хазарского моря — русский это язык межнационального общения, но никак не для афганца, выросшего во Франкском королевстве.

Реутов сунул извозчику несколько мелких купюр, махнул рукой, оставляя сдачу на чаевые, и поспешил пройти внутрь здания, в прохладу кондиционированного воздуха. Вот здесь было действительно хорошо: свежо, светло и пахло чем-то приятным. И даже восточная музыка, звучащая негромко — под сурдинку — не раздражала, а как бы напротив — поднимала настроение.