Ведь, что получалось? Одно большое недоразумение. Кто-то — и Реутов знал уже двоих из этих деятелей по именам — очень хотел получить в руки психотронное оружие. Зачем? Детский вопрос. С таким инструментом даже воевать ни с кем не надо. Своих в бараний рог скрутишь, и ладно. Да и вообще, при нынешних политических обстоятельствах это куда более ценный результат, чем новая — пусть и победоносная — война. Ведь война для таких держав, как Каганат, могла теперь быть только термоядерной. Другое дело, возможно ли создание такого — то есть, психотронного — оружия на данном уровне развития науки? Вадим полагал, что нет. Но если во всякую околонаучную ахинею готовы были поверить такие серьезные ученые, как Стеймацкий и Эккерт, то граф Авинов, имевший за душей только офицерское училище, законченное им как раз в последний военный год, и миллиардер Домфрон, являвшийся по словам Греча обыкновенным бандитом, вполне могли принять желаемое за действительное.

«Допустим… Хотели и приняли. Что-то узнали об исследованиях Людова и поверили, что это не бред, а факт. Тогда…»

Тогда достаточно было узнать, что Реутов тоже прошел когда-то через руки «мага и кудесника», чтобы, связав два эти факта между собой, сделать далеко идущие выводы. И ведь действительно, для неучей и дураков известные факты выглядели совсем не так, как для тех, кто разбирается в специфике вопроса. Фирма Холстейна занимается мозгом и нейрофармакалогией? Ответ утвердительный. Может Холстейн или, скажем, его племянник знать о психотронном оружии, как будто бы разработанном Людниковым? А почему бы и нет? Если узнал Домфрон, почему не мог узнать Холстейн? И вот уже в Петров едут Казареев и Лилиан. Давид руководитель службы безопасности и генерал в отставке, Лили — родная дочь самого Даниэля Бурга. Выглядит куда как убедительно. И с кем они там, в Петрове, изволят встречаться? Правильно. С Вадимом Реутовым они там встречаются. А кто у нас Реутов? Ну, во-первых, он тот самый офицер, которого пользовал Людников и, возможно даже, что родной сын таинственного волшебника из «шарашки», а во-вторых, Реутов профессор и без пяти минут лауреат и работает, что характерно, именно в области воздействия электромагнитного поля на ЦНС. И какое им — всем этим анонимным и отнюдь не анонимным татям — дело, что методика стимуляции, существующая без малого двадцать лет, так же далека от психотронного оружия, как Земля от Солнца? Звучит-то как!

Реутов вполне отдавал себе отчет, насколько химеричной может оказаться на поверку картина, нарисованная его собственным разгулявшимся воображением между вторым и третьим бокалом красного вина, но другой у него пока не получалось. Более того, учитывая непротиворечивость этой картины, Вадим вполне мог принять ее в качестве рабочей гипотезы. Мог и, считай, принял, вот только про самое главное ничего эта гипотеза не объясняла. Ровным счетом ничего.

Откуда взялась его, Реутова, ненормальная сила, за которой легко просматривалась и не вполне тривиальная физиология? А ночное зрение? А скорость реакции? Вот если бы все это появилось у него только теперь, то — как бы фантастично это ни выглядело — Вадим мог бы присовокупить все эти экстремальные проявления своего явно нерядового организма к тем феноменам памяти, что обнаружились в последние десять дней. Тогда все было бы просто и ясно: Людников сделал. А как сделал, это уже совсем другой вопрос. Да хоть по-щучьему велению! Но ведь нет. Все обстояло гораздо сложнее. Впервые ночное зрение обнаружилось у Реутова еще во время войны. И скорость реакции, и способность быстро — едва ли не мгновенно — восстанавливаться после огромных физических и психологических нагрузок… Но тогда спрашивается, куда все это богатство делось потом? Тридцать лет подряд Реутов ночью видел как все, и вот вдруг опять. Но ведь и до войны он ничего подобного в себе не замечал. Был сильным и хорошо тренированным парнем, вот, собственно, и все.