Он оказался в небольшой почти пустой комнатке, где из мебели наличествовал лишь какой-то скособоченный платяной шкаф да лежащий на боку венский стул. Больше здесь ничего не было, кроме толстого слоя пыли и тяжелых кружев паутины по углам. Все это Вадим увидел как-то сразу, не оглядываясь и специально ничего не рассматривая, но и то верно: подсознательно он точно знал, что это совсем не то место, куда ему надо. Ощущение было странное. Узнавание? Возможно, но только отчасти. Потому что при всем при том, Реутов отлично знал, что в комнате этой — и вообще в этом старом заброшенном доме — никогда прежде не бывал. Тем не менее, наличествовало чувство, близкое к дежавю. Не бывал, но все-таки «видел», не знал, но… Не останавливаясь, он пересек комнату, открыл дверь, вышел в короткий коридор, свернул налево, а не направо, где имелась еще одна дверь, спустился по скрипучей деревянной лестнице в залу и, не раздумывая, выбрал дверь слева. В этот момент за закрытыми ставнями окнами, на улице, раздались голоса. Слов он не разобрал, но Вадиму это и не требовалось. Все оказалось понятно и так. Еще минута, максимум две, и «господа историки» взломают наружную дверь.

Реутов вошел в комнату, служившую когда-то то ли спальней, то ли кабинетом, а, возможно, и тем и другим вместе. Справа стояла железная полутороспальная кровать с голой панцирной сеткой, слева — письменный стол с придвинутым прямо к нему таким же, как и наверху, венским стулом. Крючки на стене, старая карта мира, порванная в нескольких местах, слепое окно и дверь, ведущая, по-видимому, в тот крошечный дворик, куда Реутов попал, перебравшись через внешнюю стену. Ничего особенного. Бедно, пусто, давно заброшено, но интуиция — наперекор тому, что видели глаза — утверждала, что это именно то место, куда он стремился и куда теперь пришел. Зачем?

Вадим подошел к столу, выдвинул один за другим ящики — они были пусты — и посмотрел на карту. В зеленоватом, каком-то «слишком контрастном» ночном видении, изображение, потерявшее свойственные ему цвета, расплывалось, смазывалось, и скорее угадывалось, чем могло быть увидено на самом деле. Зато множество линий, сливавшихся в безобразные и бессмысленные каракули и совершенно очевидно нанесенные на карту каким-то толстым — возможно, цветным — карандашом, буквально бросались в глаза. Секунду или две Вадим стоял перед картой, игнорируя и шум за входной дверью — там, кажется, приступили к активным действиям — и вновь забившийся в лихорадке вызова телефон. Стоял, смотрел, впитывал… Потом резко сорвал карту со стены, увидел темно-серую поверхность стальной дверцы, и, не слишком отдавая себе отчет в том, что делает, набрал код — 871539 — на неожиданно современном электронном замке, услышал щелчок, по случаю совпавший с «осторожным» скрипом открывающейся в залу входной двери, распахнул дверцу сейфа, схватил единственный лежащий там листок, и, более не медля, ринулся к двери, ведущей во внутренний дворик.

Дверь он просто вышиб плечом, одновременно пряча в карман листок плотной бумаги. Вывалился наружу и сразу же рванул по знакомому уже маршруту на задний двор. Добежал до стены, слыша уже за спиной шум погони, прыгнул вверх, оперся на руки — Реутов взлетел над стеной едва ли не по пояс — перекинул ноги, упал в чужой двор, увидел перед собой приоткрытую дверь в дом и в три шага оказался около нее. Судя по шуму — шаги, крики, грохот падающей мебели — погоня несколько отставала, но успех следовало закрепить.