И все же, возможно, к холоду это не имеет никакого отношения.
Я ухожу от костра, примерно представляя, где стоит карета, и зная, что палатка будет недалеко. Мне хочется просто забраться в койку и уснуть, но я не могу. Еще рано.
Необходимо постоянно помнить, с кем я. Нужно не сбиться с пути и не позволять Рипу задевать меня за живое.
Я бреду, смотря себе под ноги, и вдруг чувствую, как меня начинает переполнять решимость.
Я прохожу мимо палаток, похожих на лоскутное одеяло из кожи, вшитое в снег. Миную сгрудившихся лошадей, которые мордами тычутся в стог сена. Из ноздрей у них вырывается пар. Недалеко отсюда стоит палатка для стирки, где солдаты чистят испачканную одежду и натирают обшарпанные ботинки черным воском.
Никому до меня нет дела, если не считать пары зевак, но я отвожу глаза. Лицо замерзло, даже притом что на голову я накинула капюшон. Снег уже начинает оседать на верхушках палаток, впитываясь в ткань и наполняя воздух запахом мокрой кожи.
Я убедилась, что некоторые запахи – это нити, обвязанные вокруг воспоминаний. Когда улавливаешь определенные ароматы, эти нити натягиваются. Как лодка, которую подводят к доку и заставляют плыть по течению. К несчастью, запах отсыревшей кожи не вызывает у меня приятных воспоминаний.
Мокрая кожа. Влажная не от снега, а от слюны, которая пропитывает мой язык и голос. Полосы, вырванные бог знает из чего. Я была слишком напугана, чтобы их выплюнуть.
Сольется ли это воспоминание с тем, что происходит сейчас? Мокрая кожа кляпа сменится надоедливым запахом палаток Четвертого королевства, припорошенных снегом?
Мысли в голове кружатся и падают.
Мой царь меня любит.
Безусловно. Любит так сильно, что решил держать в клетке.
Я свожу брови, сильно нахмурившись, но тут же прогоняю звучащие эхом слова Рипа.
Его цель – вбить клин между Мидасом и мной, так что я ни на секунду не поверю в то, что он в самом деле хочет со мной поговорить. Он – стратег. Стратег, командующий вражеской армией, пытающийся обманом вынудить меня перейти на другую сторону, развязать мне язык.
Вот почему нужно найти почтового ястреба. Я должна его отыскать, отправить Мидасу предупреждение, и тогда Рип узнает, насколько крепка моя верность. Он только прикидывается уважительным и словоохотливым, но я обязана помнить правду.
– Он заносчивый, лицемерный мерзавец, – бурчу я себе под нос.
– Очень надеюсь, что вы говорите не про меня, миледи.
Я поворачиваю голову налево и вижу профиль Ходжата. Он смотрит вниз, что-то помешивая в котелке на маленьком костре. Сегодня вечером половина его лица, покрытая шрамами, кажется темно-розовой, словно холод докучает деформированной коже.
Рядом никого, чтобы разделить с ним огонь, но стоит мне почуять запах его варева, как я тут же понимаю причину.
Я зажимаю нос и рот ладошкой, подавляя тошноту.
– Всемилостивые боги, что это такое?
Он не перестает помешивать.
– Полынь, чистец, животный хрящ и еще кое-что.
Я морщу нос.
– Пахнет… – тут же замолкаю, увидев его взгляд. – Э-э-э… пахнет ядрено, – заканчиваю я, едва сдерживаясь, чтобы не сказать прямо. Ужасно. Омерзительно. Просто воняет.