В комнате пахло озоном или чем-то вроде того, словно после грозы. Слышалось непонятное гудение, как от высоковольтных проводов. Вроде бы даже искры проскакивали время от времени, но разглядеть их толком не удавалось, так что, может, это просто померещилось.

По комнате волнами разливалось голубое сияние: было светло как днем, без преувеличения. Светло и очень холодно. Такое ощущение, что стоишь зимой на улице раздетый или что рядом огромная глыба льда. Свет шел от стены, с правой стороны. Точнее, не от самой стены, а от картины, от портрета, нарисованного прямо на ней. Мужская фигура – большая, в полный рост, вроде бы двигалась, колыхалась. Хотя, наверное, так только казалось из-за свечения.

Дана стояла напротив картины. В отличие от портрета она не шевелилась, застыла столбом. Если не считать того, что ноги ее вдруг стали отрываться от пола. Медленно-медленно, не издавая ни единого звука, поднималась она все выше, держа во вскинутых над головой руках какой-то прямоугольный предмет.

От увиденного Аделя мороз продрал по коже. Марго снова принялась кричать что-то нечленораздельное, впившись ему в плечо тонкими пальцами, а он был так заворожен происходящим, что не сбросил ее руку, хотя камера завибрировала от прикосновения, и это могло отразиться на качестве съемки.

– Что с ней такое? – простонал Артем, но никто не мог ему ответить.

– У нее зеркало! – услышал Адель голос Кости.

Все причитали да тупо смотрели, что происходит. Ждали, что будет дальше.

А дальше начался настоящий кошмар.

Дана, висящая в воздухе уже на расстоянии примерно метра от пола, дернулась, как в эпилептическом припадке, тело ее выгнулось невозможной дугой.

– Господи! Позвоночник сейчас сломается! – проскрипела старуха за спиной Аделя.

Затем Дана, по-прежнему в полном молчании, вытянулась в струну, как будто что-то одновременно тащило ее разные стороны – вверх и вниз. То, что произошло потом, было настолько невероятно, что Адель впервые в жизни заорал от ужаса. Услыхал хриплый крик – и только тогда понял, что это его собственный вопль. Рядом кричали остальные.

Дана, все так же ровно, навытяжку висящая перед портретом, теперь оказалась соединенной с картиной чем-то наподобие голубой сверкающей пуповины, которая тянулась от ее солнечного сплетения. Было похоже, что какая-то неизвестная субстанция перетекает из нее, вливаясь в портрет. Казалось, девушку засасывает, затягивает в картину! «Как пылесосом», – черкнула мимолетная мысль, и Адель с трудом удержался, чтобы не разразиться сумасшедшим хохотом.

Он не знал, сколько это длилось, а потом случились сразу две вещи.

Артем, похоже, не в силах больше выносить безумное зрелище, отпихнул стоящего в дверях Аделя и протиснулся в комнату. Подволакивая ногу, двигаясь неуклюжими рывками, он довольно сильно толкнул парня («Бегемот хренов!»), и Адель выронил камеру, от неожиданности не сумев ее удержать.

Но как только Артем оказался внутри, зеркало выскользнуло из рук Даны, разбилось с оглушительным звоном. Секунду спустя девушка рухнула прямо на осколки. Одновременно с этим погас голубой свет.