— Пелагея Андреевна сама пришла? — улыбнулась я. — Из Москвы приехала, постучалась в дверь и попросила сдать ей каморку на три месяца? А потом вы ее к Майе переселили. И «Скорую» себе старуха сама вызвала? Никого не побеспокоила, тихо в клинику отправилась?

Мария Ивановна затеребила бахрому скатерти.

— Нет, — в конце концов призналась она, — не так дело было.

— А как? — тут же спросила я.

Хозяйка вновь пригладила ладонями волосы.

— Ну… ну…

— Говорите!

— Утром рано, около пяти, — зачастила Мария Ивановна, — я как раз проснулась, в коровник собиралась на первую дойку, а она в окно мое поцарапалась.

Я внимательно слушала бабу…

Несмотря на разбушевавшийся в России капитализм, Мария Ивановна живет по старинке. Дверь в избу не запирает, грабителей не боится, поэтому сразу распахнула окно и увидела до синевы бледную Пелагею Андреевну.

— Плохо мне, — прошептала старуха, — еле-еле дошла. Майя пьяная. Я не к ней направилась, а сразу сюда. Отвезите меня в Москву.

— И как я это сделаю? — стала отбиваться от бабки Мария. — Костик в рейсе, он на машине укатил. А если б и оставил колеса, от них мало толку, никто из нас рулить не умеет. Автобус в девять пойдет, могу тебя на остановку проводить.

— Вижу плохо, — еле слышно говорила Пелагея Андреевна, — рука немеет, нога подволакивается, знобит. Заболела я!

— У меня внук, — испугалась Мария Ивановна, — зачем заразная в избу пришла? Еще подцепит малыш инфекцию!

— Позовите врача.

— Дома телефона нет, надо на почту бежать.

— Пожалуйста, сходите.

— Ленка отделение только в девять откроет.

— Я умру, — прошептала Суворова. — Плюша… моя Плюша…

Мария Ивановна осуждающе дернула плечом. Совсем бабка дура, в такой момент думает о собаке!

— Мне нужен врач, я больна… Это не инфекция, а гипертония, — пояснила Пелагея, — наверное, криз случился. С ночи голова гудит, таблетки приняла — не помогают. Сделайте что-нибудь, Христа ради!

Мария Ивановна налила кружку воды и подала пенсионерке.

— Недалеко от Москвы живем, — со вздохом сказала она, — всего-то пятнадцать минут на электричке со всеми остановками, а получается, в медвежьем углу кукуем. «Скорая» сюда не торопится. В понедельник утром вызовем — к вечеру среды прибудет.

И тут Пелагея Андреевна удивила Марию Ивановну.

— Видно, конец мой пришел, — прошептала москвичка, — совсем к пропасти придвинулась.

С этим словами старуха вынула из сумочки сотовый, потыкала в кнопки и замерла с трубкой у уха.

— Вот красиво! — не утерпела Мария Ивановна. — Значит, не так уж тебе и плохо, раз хотела не за свой, а за наш счет позвонить.

— Когда бы вы знали, до чего мне поперек горла туда обращаться… — прошелестела Суворова. — Но я жить хочу, еще немного подышать. Не отвечают!

— Наверное, спят, — предположила Мария Ивановна.

— Да, видно, не судьба. Ни мне, ни ей! — угасающим голосом протянула старуха. И вдруг встрепенулась: — Лена! Здравствуй, это я. Узнала? Мне плохо… умираю я, Лена. В деревне! Не знаю, тебе объяснят! Да, отдам, непременно отдам. Твое будет! Со мной, при себе держу… Спрятала хорошо! Без обмана! Ты получишь все. Сейчас…