Опушково делилось дорогой на две части. Я притормозила у местного магазинчика, вошла внутрь и спросила у продавщицы, самозабвенно читавшей растрепанный томик Татьяны Устиновой:
— Не скажете, где дом Суворовой?
Тетка положила книгу на прилавок.
— Кого?
— Суворовой Пелагеи Андреевны, — уточнила я.
Баба нахмурилась, потом заорала:
— Таньк!
Из подсобки высунулась рыжеволосая девушка.
— Чего, тетя Катя?
— Кто у нас Суворова?
Татьяна удивленно выпятила губу.
— Разве есть такая?
— Вот и я о том же, — пожала плечами Катерина и посмотрела на меня. — Не слыхала я эту фамилию, а живу в Опушкове всю жизнь.
— Никаких Суворовых тут нет, — подхватила Таня.
— Не может быть! — растерялась я. — Старуха семидесяти с лишним лет. У нее не так давно инсульт случился, в больницу ее увезли.
— Слышь, теть Кать, — оживилась Татьяна, — а не та ли это пенсионерка, что у Майки дом сняла?
— Точно! — хлопнула себя по лбу Катерина. — Шебутная бабушка, прямо коза!
— Обвесится бусами, — захихикала Таня, — губной помадой намажется — яркой, вырви-глаз! — и ну по деревне гулять. Один раз Гришка Малой ее чуть было на своем трейлере не сшиб. Он тогда пошел к Майке и вломил ей по первое число. И правильно, нанялась за деньги за бабкой приглядывать, так смотри! Вот сбил бы старуху — и каюк!
— Бабку жаль, — отрезала Катерина, — но Гришу жальче. У него пятеро детей, куда их девать, если отца на зону за наезд упекут!
— Майка вообще безответственная, — возмущенно сказала Татьяна. — Она у нас в тетрадке записана — в долгах по маковку! Ты, тетя Катя, слишком добрая. Если она не заплатит, кому расход нести? Зачем ей хорошие консервы отпускаешь? В понедельник ты Майе лосося дала, а ей деликатесная рыба не по карману!
— Не злись, — отмахнулась Катерина, — жаль мне Майку, баба не пришей кобыле хвост.
— Сама виновата! — повысила голос Таня. — Пить меньше надо!
— У ней сын умер, — вздохнула Катерина.
— Где дом Майи? — Я попыталась остановить пустой спор.
— Дом? — фыркнула Таня. — Сарай!
— Езжайте до знака «кирпич», — пояснила Катерина, — там налево сверните и по проселку. Последняя изба за водокачкой.
— Вы только ей денег не давайте, — напутствовала Татьяна, — мигом пропьет.
Домик, в котором, предположительно, жила до отправки в больницу Пелагея Андреевна, выглядел крайне убого. Покосившаяся на один бок хатка с грязными окошками, давно не крашенными стенами и рамами, с крышей, покрытой позеленевшим от времени толем. Даже на простой, давно уже никем не используемый шифер у хозяйки денег не хватило.
— Есть тут кто? — закричала я, входя в захламленный двор.
Наверное, владелица фазенды бродит по близрасположенным помойкам и собирает там всякий хлам — около крыльца валяются ржавые ведра, помятый чайник, тряпки, бутылки, эмалированный бидон, рваные газеты. Единственное, чего нет в куче, — так это пищевых отбросов. Похоже, еда здесь уничтожается без остатка.
— Есть здесь кто-нибудь? — повторила я, опасливо поглядывая на полуразвалившееся крыльцо. Не хотелось бы сломать ногу, наступив на прогнившую доску.
Снизу послышался тихий всхлип, от неожиданности я подпрыгнула и тут же успокоилась. Из-под груды барахла выползла маленькая серо-черная собачка, похоже, помесь болонки с терьером. Увидав меня, она упала на живот и вжалась в землю.