— Да, конечно, вот дверь, — вторая медсестра указала на белую створку, расположенную напротив.

Я вошла в санузел и восхитилась его чистотой. Унитаз белее снега, на раковине ни малейшего намека на пятнышко, бумага наивысшего качества, а на полочке лежат необходимые мелочи, которыми можно бесплатно воспользоваться. Сейчас помою руки, причешусь и продолжу разговор с девушками…

— Палата восемнадцать где? — прогрохотал из коридора грубый баритон.

Я вздрогнула.

— Последняя по коридору, — послышался голос Нели. — А вам зачем?

— А че? Нельзя? — возмутился посетитель.

Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в образовавшуюся щель. Здоровенный, неопрятно одетый мужчина стоял около поста медсестер.

— Какое тебе дело, за фигом я иду? — возмутился он.

— Здесь больница, — торжественно заявила Неля.

— Вижу, что не бильярдная, — посетитель не полез за словом в карман. — Почему к мамке не пускаете? Охренели? Во, несу ей сок и яблоки!

Неля заморгала, потом с изумлением спросила:

— Вы поместили к нам свою мать?

— А че? Нельзя?

— Конечно, можно, — опомнилась медсестра.

— Вот я и двигаю к мамашке.

— Стойте! — повысила голос Неля.

— Чего еще?

— В восемнадцатую палату вход воспрещен.

— Этта почему?

— Больная в тяжелом состоянии.

— И че? Я сочку припер, яблочки. Угощу маманьку и уйду, — мужик неожиданно мирно отреагировал на сообщение девушки. — Надолго не останусь! Делов полно!

— Пелагея Андреевна не может принимать пищу, — вмешалась в разговор другая медсестра. — Вам лучше уйти.

Мужик чихнул, потом навалился грудью на стойку.

— Слышь, девчонки, тут такая штука… — проникновенно заговорил он. — У мамаши дом есть, собственный, кирпичный, двести метров. Если она помрет без завещания, фазенду нам с сеструхой придется делить пополам, а подпишет маманька бумагу, я один буду владельцем. У сестры жизнь и так шоколадная, ей муж брюлики покупает, а я без работы! Вот, держите конфеты, специально на последние деньги купил вам чаю попить…

— Спасибо, у нас от сладкого диабет скоро начнется, — язвительно отреагировала вторая медсестра. — И правила запрещают от родственников даже крошку принимать.

— Как вам не стыдно! — возмутилась более непосредственная Неля. — Мать на пороге смерти, а вы думаете о завещании!

— Ну, девки, сжальтесь! — гаркнул мужик. — Мне на пять минут! Только расскажу мамашке о своей горькой жизни!

— Уходите, или я позову охрану, — сурово заявила коллега Нели.

— Жалко тебе, да? Нравится власть над людьми показывать, да? Охота себя начальницей почувствовать? — заныл «сыночек».

— Даже если увидите Суворову, ничего от нее не добьетесь, — попыталась урезонить нахала Неля.

— Этта почему? Мамашка добрая, она поймет, что сеструхе ни фига не надо!

— Суворова не воспринимает действительность, — объяснила ситуацию Неля, — она не говорит и не способна к самостоятельному принятию решений.

— Типа немая? — растерялся посетитель.

— Да, — хором ответили медсестры.

— Ваще молчит?

— Верно, — кивнула Неля.

— И совсем без ума? — не успокаивался «сыночек».

— На данном этапе Суворова нездорова, — ловко ушла от конкретного ответа вторая медсестра.