Поэтому мне срочно надо готовить побег. У меня же ещё один мой человек сидит в лагере. У тебя какие то соображения есть по этому поводу?
— Дитрих, честно говоря, пока нет. Если их сейчас сорок человек, да ещё в побег к нему уйдут, я даже не представляю… Нам ведь две роты, как минимум, нужно будет просить. Как всё это там, — Курт пальцем потыкал в потолок и не заметил, как перешёл почти на крик, — наверху обосновать? Мы не можем попросить. Дитрих, ты это понимаешь?
Краузе налил полную рюмку и подвинул к Зейделю: — Курт, дружище, успокойся. Надо думать, думать и думать. Дядя, дядей, а самим надо крутиться. Просить войска, возбуждать начальство наверху раньше времени я тоже не собираюсь. В побег пойдёт пять человек. На пять человек у Третьякова больше, на пять меньше значение теперь не имеет. Его надо обкладывать со всех сторон и ты должен мне в этом помочь.
Зейдель залпом выпил полную рюмку и как то быстро успокоился. Чего раньше времени паниковать — что-нибудь с Дитрихом они придумают. Не может быть, чтобы два немецких офицера, имея полное преимущество, не обыграли загнанного в угол русского.
— Я готов тебе помочь. Что для этого нужно сделать?
— Вот это другой разговор. Прямо сейчас и начнём. В принципе, мне и так пришлось бы к тебе обращаться. Три дня тому назад у меня появилась информация об одной русской девушке, что она входит в молодёжную группу. Как они себя называют — Под-поль-щи-ки, — Краузе с трудом, но довольно чётко произнёс по-русски длинное слово, — варвары да и только. Надо ж такое слово придумать. Эта группа связана каким то образом с Третьяковым. И в связи с этим у меня появилась идея: сегодня утром её незаметно от родных изъяли и привезли сюда. Есть два пути. Первый — мы её допрашиваем, она ломается и выдаёт нескольких таких же сопляков как и она сама. Конечно, результат есть — разгромлена группа сопротивления. Нас хвалят, поощряют и на этом всё кончается. Как они дальше будут действовать, как Третьяков будет новую группу создавать и через кого? Об этом мы можем и не узнать или узнать слишком поздно — для нас.
Второй путь: мы её перевербуем и она работает на нас. Тогда мы сумеем узнать все фамилии под-поль-щи-ков, — обер-лейтенант снова по-русски произнёс это слово и ему понравилось, что он почти без запинки проговорил его, — узнаём их связи, контролируем их деятельность и подкидываем для Третьякова в виде приманки интересную цель. Устраиваем засаду и берём его — живым или мёртвым. А с этой группой сопротивления подождём — наверняка ещё на них клюнет какая-нибудь крупная рыба.
— Интересный расклад. А я то тут с какой стороны?
— Курт, вот ты тут самая главная фигура и только от тебя будет зависеть всё, что я задумал.
— Дитрих, ты меня заинтриговал.
— Мне не хотелось бы привлекать в эту операцию большое количество людей. Нужен самый минимум. А у меня переводчик русский. Так то я ему доверяю, но он всё-таки русский. А ты почти в совершенстве знаешь русский язык, а значит в какой то степени знаешь и чувствуешь русскую душу. Можешь говорить и уговаривать, вот и надо её уговорить работать на нас. У тебя лучше получится, чем у меня. Я как представлю, как задаю вопрос, переводчик его переводит, потом она думает и отвечает и он опять переводит… Бррр… Ну долго… Эмоции в таком разговоре отсутствуют. Не выдержу такого разговора и сорвусь. А ты один на один с ней. Никто тебе мешать не будет, но надо её в течении нескольких часов уговорить, чтобы незаметно выпустить, без подозрений. Как думаешь — сумеешь? Хочу добавить ещё: чертовски красивая девка, с виду нежная и думаю, что она быстро сломается.