— Олеся, это специалист по допросам. По вашему мастер по пыткам. Ему дано указание для начала, если будешь молчать и упорствовать, загнать под ногти пару иголок. Это очень больно… Отто, Отто… дай быстро воды, девушке плохо.

Курт вовремя подхватил легкое тело девушки, на какое то мгновение потерявшей сознание, и отнёс её на кушетку. Отто участливо подал стакан и Курт слегка побрызгал на бледное лицо Олеси водой. Пушистые ресницы затрепетали, а когда открылись в её глазах Зейдель неожиданно увидел безумную надежду, что всё это дурной сон. Она сейчас проснётся в своей чистой девичьей постели, встретит любящий взгляд матери, которая позовёт её быстрее вставать и за стол завтракать. А потом целый день насыщенных весёлых встреч с подругами и друзьями. Но вместо матери над ней склонились лица врагов: глаза немецкого офицера излучали искреннюю жалость и сожаление, а у второго взгляд был равнодушно-деловой.

— Олеся, ну-ка…, ну-ка…, вставай. Пойдём отсюда, зря я тебя привёл сюда.

Зейдель участливо помог девушке встать и, поддерживая её под локоть, отвёл обратно в кабинет допросов. Где тут же подал ей стакан с холодной водой. Олеся взахлёб выпила воду и дрожащей рукой поставила стакан на стол и тихо заплакала.

Терпеливо дождавшись, когда девушка прекратила плакать, лишь продолжая всхлипывать, Курт задал ей прямой вопрос: — Олеся, ну что будем делать? Ты работаешь с нами или я встаю и ухожу и тогда в дело вступают костоломы вот этого заведения. Мне очень жаль и я хотел бы помочь тебе. Давай сделаем так, я даю тебе пять минут времени подумать и решайся.

Зейдель демонстративно откинулся на спинку стула и не торопясь закурил, незаметно при этом нажав кнопку вызова.

Олеся горестно сгорбилась на табуретке, но через минуту вздрогнула от шума широко распахнувшейся двери.

— Господин обер-лейтенант, разрешите занести, — бодро рявкнул от дверей звероподобного вида солдат.

— Заносите, — по-русски разрешил офицер.

Через дверь, пыхтя и толкая друг-друга, трое немецких солдат затащили громоздский ящик и с грохотом поставили его в дальний угол кабинета. Солдаты были высокого роста, с грубыми, крупными чертами лица, с длинными обезьяними руками и без малейшего присутствия интеллекта в глазах.

Увидев испуганную русскую девушку, солдатня с гоготом и грубым хохотом обступила табурет. А один из них без всякого стеснения облапил Олесю, при этом больно стиснув юную, упругую грудь, и обратясь к офицеру закричал: — Господин обер-лейтенант, отдайте её нам на часик, всё равно её изувечите…

Олеся обмерла от страха и вся сжавшись в комок в объятьях солдата, с мольбой глядела на Зейделя, моля его о помощи. Помедлив секунд двадцать, за которые остальные двое солдат тоже бесстыдно облапали девушку, Зейдель медленно поднял и рявкнул по-русски.

— Смирно! Вон отсюда скоты…, — солдаты, как ошпаренные отшатнулись от арестованной и с готовностью выпрямились в строевой стойке, щёлкнув каблуками.

— Вон, — свирепо прокричал Зейдель и солдаты мигом испарились из кабинета, — я с вами потом разберусь.

Курт подошёл к Олесе и стал участливо помогать ей поправлять порванное платье и успокаивать вновь выбитую из себя девушку. Эти трое тоже были частью плана психологического воздействия на подпольщицу.