Я мог бы ее остановить, поймать еще до вокзала и вынудить ехать со мной, но мне стало интересно поиграться…На меня напала жажда погонять добычу, потешится, насладиться своим триумфом. Я даже думал на хрен спалить дом ее тетки, чтоб приехала и увидела тлеющие угли, на которые так походила моя жизнь все это время. Пусть станет для нее неожиданностью. Пусть она почти достигнет своей цели и поймет всю тщетность своих надежд скрыться от меня где бы то ни было и обмануть как когда-то. Разочарование приносит гораздо больше боли, когда настигает тебя почти у самой вершины достигнутого и безжалостно сбрасывает вниз прямо на камни. Я тоже женился на любимой женщине и ждал вместе с ней до безумия желанного ребенка, а потом…потом меня окунули в котел с кипящим маслом.
Ребенок…я всегда запрещал себе думать о ней. Она словно перестала для меня существовать. Я стер ее из памяти долгими и затяжными запоями и полным отрицанием ее существования…Но она мне снилась. Часто снилась. Во сне я обычно держал ее на руках или катал в коляске, а потом вдруг обнаруживал, что вместо нее везде находится пластмассовая кукла, а не живой ребенок.
Вспоминать о том, как от нее сладко пахло младенцем, какие нежные у нее были пальчики и как она улыбалась пока еще непроизвольно, но так невыносимо очаровательно, было не просто больно — это было подобно ампутации без наркоза. За это я ненавидел Анну так люто, что иногда испытывал от этой ненависти почти физическую боль. После ее ухода я вынес все детские вещи и спалил их на свалке. Они горели, а я хлестал водку из горда и орал как больное животное. Мне казалось, что там я сжигаю свою девочку, настоящую… а ту что забрала Анна…нет ее и не было никогда. Она унесла с собой пластмассовую куклу. Она уничтожила моего ребенка и взяла другого — чужого. Конечно это было мое помешательство. Я прекрасно осознавал, что именно произошло и что Маша никогда не была моим ребенком. Я не имею права ни любить ее, ни тосковать по ней. Лучше считать, что ее никогда не существовало. Так проще. Так легче переносить заживление постоянно гноящихся ран.
И я считал, что ее нет…ровно до того момента пока Валера не сказал, что сучка сбежала вместе с ребёнком. Потащила дочь за собой. Он еще говорил что-то о том, что она больна, но я даже слышать ничего о ней не хотел. Какое мне дело до чужого ребёнка? Разве что обеспечить для нее место, где она сможет спать, взять няньку и надеяться никогда ее не увидеть и не сталкиваться с ней. Именно такое распоряжение я дал Регине — следить за тем чтобы я не пересекался с ребенком.
Специально приехал ночью, надеясь, что девочка спит…Даже не знаю какого черта приперся. Планировал сделать это днем, а потом обнаружил себя за рулем с сигаретой в зубах яростно жмущим на газ. К ней…как и когда-то. К ней. Увидеть, вдохнуть ее запах, услышать голос этой дряни и ощутить эту боль от ломки по ней прежней. И мысли навязчивые о ее теле, о ее губах, о том, как это охеренно оказаться внутри нее. Потому что помнил этот кайф, когда оргазм взрывается сначала в голове и только потом в теле и рвет на ошметки все нервные окончания. И после нее ни с кем и никогда. Чистая физика. Наклонил, отымел, похлопал по заднице и ощутил примерно то же самое, как после посещения туалета. Удовлетворение потребностей. А на нее у меня встало в мозгах и свело яйца от адского желания ощутить каково это снова лечь на нее сверху и вдалбливаться в ее тело на дикой скорости, услышать ее стоны.