— Не любишь меня больше, Нюта? — резко привлек к себе, сжал затылок двумя руками всматриваясь мне в глаза. — За эти годы разлюбила?

— Ты не оставил мне выбора.

Руки разжались, и он меня отпустил, сделал несколько шагов назад, челюсти сжаты, смотрит исподлобья и с такой болью, что она мне резонансом в сердце отдает.

— Позволь мне…, -осекся и голос сорвался, сдавил виски пальцами одной руки, словно пытаясь прийти в себя, — позволь мне хотя бы заботиться о вас. Видеться с Машей.

— Не нужно. Зачем она тебе? Поиграть в отца? Заставить ее страдать, когда тебе надоест? Мы тебе не родные. Впрочем, ты это понял задолго до всех подтверждений. Уходи, Егор.

Развернулся и пошел к двери, а я пальцы за спиной стиснула так стиснула, что ногти ладони прокололи, и губы до крови закусила, чтоб не заорать, не позвать его обратно. Мой бывший муж остановился у двери, достал сотовый из кармана и положил на столик у стены.

— Включи здесь диктофон послушай…ты должна это знать.

Мы ехали с Машей на поезде. Она свернулась калачиком на своей полке, а я смотрела в окно на моросящий дождь, на то как бьются и стекают капли по стеклу. Я все еще слышала в ушах жуткий голос этой женщины…нет, я ее не ненавидела. Я просто не представляла, как такой человек вообще звался матерью…не представляла, как Егор жил с ней. Мы с ним больше не виделись после встречи в больнице. Мне привезли мои вещи, и водитель ждал меня внизу. Не Артем. Совсем другой парень. Впрочем, какая мне разница кто. Я их больше не увижу. Искренне надеюсь, что никогда не увижу. Водитель передал мне конверт с деньгами. Я посмотрела внутрь и вначале хотела швырнуть ему обратно, но передумала. Я потом верну. Устроюсь на работу да хоть кем и верну. А пока они нам с Машей нужны…

Я лежала на своей полке вкупе, которое полностью выкупил Егор. Под мерный сиук колес и под сопение моей девочки я смотрела в окно на пролетающие мимо деревья и осенние пейзажи и думала о том, что для меня ничего не изменилось. Да, внутри образовался незаживающий рубец, дикое осознание страшной потери, но я бы солгала прежде всего самой себе, если бы сказала, что эта потеря свела меня с ума…Она бы свела если бы не моя Маша, если бы не мой маленький ангел, которого мне послали сами небеса, чтобы я не наложила на себя руки иначе я бы не выдержала. Я не плакала по ней…по моей нерожденной малышке. Я скорбела, я испытывала невыносимую горечь, но не страдания…я ее не знала. Не видела. Не держала на руках. Для меня моим ребенком с первых же секунд была Маша…Я представляла себе, чтобы я сделала если б оказалось, что она жива и воспитывается у кого-то, чтоб я сделала? И у меня не было четкого ответа. Я знала лишь одно, что, если бы что-то случилось с моей Машенькой я бы умерла, я бы не прожила без нее и дня. Она для меня самая родная. Роднее всех родных. Пусть простит меня мой нерожденный ангелок…пусть простит, что не уберегла и что полюбила другого ребенка.

Сейчас, когда боль потихоньку отступала я могла думать, могла анализировать что именно произошло. Если вообще после всего случившегося можно что-то анализировать. Я начала понимать почему все так произошло и вместе со жгучей ненавистью к Лене я чувствовала, что готова принять поступки Егора. Нет, не простить…пока только начать их понимать и осознавать вместе с жуткими поступками его жены и его матери. Сомнений уже не осталось. Я теперь знала почему он выглядел на десять лет старше — его разломало то что он узнал…, наверное, ненавидеть чужих легче чем ненавидеть собственную мать после ее смерти и жить с этим. Она украла у него жизнь, дочь и счастье.