– И сколько ты в этих красивых местах пробыл?
– Чуть больше года.
– О как, – впечатлилась Ася. – Однако долго ты себя искал, Василий Степанович.
– Да, долго, – согласился он, погружаясь в воспоминания.
Захарычем звали начальника биостанции, заведовавшего большим научным и жилым хозяйством, а полное его имя – Василий Захарович Кузьмин. Много лет он жил на станции с женой и детьми, успевшими и вырасти, и в город уехать, и отучиться там, и вернуться. Но вернулись не все, а пока только один сын из четырех детей. С ними проживала еще одна сотрудница с мужем, но без детей. Так, впятером, и тянули хозяйство и серьезную научную работу. В сезон, понятное дело, становилось людно да шумно, приезжали ученые, студенты, работы было много, на всех хватало.
В свое время здесь проводила научную работу и мама Василия, когда станцией руководил отец нынешнего начальника Захар Иванович, да и Степан Юрьевич тут бывал не один раз. Так что связи с этой семьей, можно сказать, были давнишние, устоявшиеся.
Сюда-то и приехал Василий, как на перевалочный пункт, где есть еще связь с миром, базовый лагерь в некотором роде. Отсюда и отправился на кордон в сопровождении здорового, высокого, крепкого угрюмого, молчаливого мужика Ивана.
Сезон отходил по тайге с молоточками, лопатами и приборами, проводил разведку окрестностей, порой уходили с Иваном и забирались аж на сотню километров в дикие места. На станцию же приходил раз в месяц – отчеты с образцами отправить, связаться с семьей и институтскими заказчиками, принять продукты и всякую мелочь для хозяйства и скачать новые электронные книги. В конце сезона с вертолетом отправил последние важные образцы и подробный отчет с научными записями, и засели они с Иваном на зимовку. Ну не совсем засели, Иван-то мужик семейный, к своим уходил, но на короткий срок, только проведать.
А так да, зимовали, понемногу занимались охотой, Василий больше для товарища старался, тот с охоты жил и семью содержал тем, что добудет.
Перезимовали, весной, в распутицу больше времени на станции провели, чем в зимовье, хозяевам помогали и по хозяйству, и по ученым делам, да и своими делами занимались.
Незаметно подошел еще один сезон. Василий, углубив, расширив и дополнив новыми знаниями свой опыт выживания в диких условиях, пообжившийся таежной жизнью, приладившийся к ней, заматеревший мужик-лесовик, бородой заросший, обалдел, когда из прилетевшего вертолета вышли родители и Савелий.
Радости-то было, не передать! Савка все посмеивался над бородой отцовской, то и дело трогал и дергал за нее, но так радовался, так радовался встрече, что все не отходил от отца и обнимался, прижимался и смотрел на папку, позабыв про пацанскую отстраненность и про то, что все эти нежности ему не по понятиям. А Василий настолько расчувствовался такому открытому проявлению сыновней любви и радости от встречи, что даже слезу не удержал.
Так от себя сына и не отпускал все три недели, что он с ним пробыл. Брал везде с собой, рассказывал про свою жизнь, про непростые заботы лесного выживания, про геологоразведку, водил по самым дивным местам, сидели там вдвоем, а то и втроем, прихватив в свою мужскую компанию деда, молчали, созерцали красоту.