Ресторан и кафе в день свидания – это традиция, иногда вместе ходили в театр, но нечасто, и без того редко встречались, чтобы тратить время на культуру, все-таки основа их отношений базировалась на интимном провождении совместного времени.

Были ли у него другие женщины и связи в эти два года помимо Жанны? Были. Впрочем, скорее всего и у Жанны они случались достаточно регулярно, судя по некоторым признакам, что подмечал Василий, бывая у нее.

Он нормальный, современный, здоровый мужик, не святоша и не моралист, и это для него было нормально, ненормальным было, наверное, другое…

Он часто вспоминал один их необычный разговор с Иваном.

Однажды вдруг резко завьюжило, и они сидели на своем кордоне два дня, выскакивая только чтобы дров прихватить, снега набрать на хозяйственную помывку да до нужника добежать ведро опустошить.

Слушали радио, читали книги, дела хозяйские правили. В этой неспешности дел и полной оторванности от людей и от большой земли, когда нет ни Интернета, ни сотовой и никакой иной связи с миром, была какая-то правильность тишины, возможность услышать себя и понять. И каждый был занят делом, погрузившись в свои мысли.

К ночи уже негромко звучала какая-то красивая музыка из приемника, который был единственной ниточкой, связывающей их с людьми и миром, мужики наладились чаевничать, все посматривая в непроглядную темень за окном, и отчего-то получился у них тихий откровенный разговор, поразивший Василия до глубины души.

Иван и на самом деле был совсем не охочим до разговоров, молчун по характеру и натуре от рождения, а заговорив, открылся Василию с неожиданной стороны своими глубокими суждениями, какой-то исконной мудростью.

Рассказал ему Василий про свою жизнь, про маету душевную после тюрьмы-то, про непонятное стремление непонятно к чему, о том, что сбежал, чтобы обрести внутренний покой. А тот, выслушав, сказал поразившую Василия своей простотой и глубиной мысль:

– Все от того, что нет у тебя любви.

– Как это нет? – недоумевал Ярославцев. – Сына люблю, маму, отца, деда-бабушку любил. Как это нет?

– Это любовь положенная, та, что дадена. А человеку нужна родная душа, половина его, та, что найдена. Мужчине – жена, женщине – муж. Это совсем другое. Ты вот живешь без любви и не понимаешь, что от этого пустота в тебе образовалась, которая и мучит. Для нормального человека не любить тяжело.

– Это которая с первого взгляда, что ли?

– У кого как, у кого и с первого, и все ясно. А кто и годы рядом будет топтаться и не поймет никак, что вот он, родной человек, а когда поймет, так и не отпустит. Люди разные.

– Ну, ты, Иван, философ, – поразился Василий, – а все молчком, молчком. А вон какую мудрость понимаешь.

– Лишние слова лишают человека силы, – изрек тот почти дословно одну из установок йоги.

– Ну ты, Иван, даешь, – совсем офигел от таких высказываний охотника-лесовика Василий.

Запомнился Ярославцеву тот разговор под тихую музыку, запал навсегда в памяти, словно отпечатался. Они ведь не только о любви в ту ночь говорили.

Он еще подумал тогда, уже лежа в кровати: редко кому так везет повстречать столь разных, столь неординарных и столь мощных личностей, как Маркел Григорьевич и Иван, для чего-то же судьба свела его с ними в самый трудный момент жизни, чтобы он что-то понял, услышал в себе.