Петю я заприметила по любимой кепке да папиросе в руках. Он шел по другой стороне улицы, под мышкой сверток. Поправив головной убор и выбросив окурок на мостовую, он подошел ко мне. Чернышов молчал, но всё, что он обо мне думает, было написано у него лице. Судя по поджатым губам и явному недовольству во взгляде, мнение это было нелестным.

«Носа не показывать…» – вспомнила я его слова и обреченно укуталась в шаль:

– Будешь ругать?

– Проку-то, – он подал мне локоть и, когда я оперлась на него, буркнул: – Горбатого могила исправит. Едем, Маша.

– Едем? – удивилась я. – Это ты меня туда повезешь? В могилу?

– Шутница, – крякнул Петя. – Но ты почти угадала. В Трубецкой, к князю. Сама будешь с Милевским объясняться.

Вцепившись в кисти цветастой шали, я кивнула, не в силах сказать что-то внятное в ответ.

– Боишься? – посмотрел на меня Чернышов.

«Один из лучших следователей страны», «я договорился». Ангел найден, и именно там, в одном из корпусов крепости, располагается тайный отдел – можно многое додумать, Чернышов теперь знает мой маленький пылающий секрет. Да, я боюсь за свою жизнь, но страх этот меркнет перед страхом за жизнь князя. Я не стану прятаться и сомневаться не стану. 

– Нет, я не боюсь.

– Жаль, – буркнул он, и я не сдержала улыбки.

Жестом подозвав извозчика, Петя усадил меня в коляску и, приказав ехать на Заячий, устроился рядом со мной.

– Смеёшься? – Петя подкрутил ус. – Ну тогда слушай анекдот: Пришёл как-то поп в баню…

Анекдот был смешным, Петр знал толк в шутках. Не так, чтобы я сильно развлеклась, но от переживаний и страхов отвлеклась прекрасно. Смех, как известно, продлевает жизнь. И если вместо свидания с князем меня ждет свидание с кем-то из тайного, смеяться стоит как можно больше. И громче! Чтобы заглушить шум крови в ушах.

Посмеиваясь, Чернышов вдруг наклонился ко мне и тихо шепнул:

– Надень-ка.

Он протянул мне сверток. То была игривая шляпка с вуалью, завернутая в тонкий шелковый плащ. Вещи пахли сладкими духами и табаком, я поморщилась, но послушалась. Шаль пришлось снять – её забрал Чернышов.

– Идти за мной, рта не раскрывать.

Я кивнула.

– И вот это припрячь, – добавил он и протянул мне Желтый билет.

Вуаль закрывала видимость, но имя той, чей документ оказался у меня в руках, я прочла. Сердце ударилось о ребра, дрожащими руками я спрятала билет под плащ. Мария Ефимовна Смирнова. Покойница.

Петя, кажется, снова травил анекдот…

Страшная, циничная ирония – я шла к Милевскому под видом задушенной проститутки. Кто из нас копия... кто оригинал...

Извозчик привез нас к месту. Петя подал мне руку, помогая выйти, и снова закурил. Я шагнула в сторону, с трудом сдерживая рвущийся наружу ужин.

– Тошнит? – заметил моё состояние Чернышов.

– Немного.

Мы прошли на мост, от воды тянуло затхлостью, и я зажала нос.

– И давно тебя тошнит? – уточнил Петя, а я вдруг поняла, что тошнит меня действительно … не первый день.

Суд, Пасха, поездка в Москву и болезнь… этот месяц был горазд на волнения… И кровь терять я должна была ещё до страстной! Я … беременна?

Меня качнуло, я вцепилась в руку Петра и, задрав голову, испуганно на него посмотрела.