— Дети стали рождаться с отклонениями? Это оказалось Вашей последней каплей, док? — спросила об очевидном, просто отодвигая на короткий момент созревание неизбежного решения.

Мужчина мотнул головой по широкой дуге, будто простой кивок считал недостаточным.

— Если капитан счел естественных мужчин лишь пригодными для тяжелого физического труда ради благоустройства остальных, то можете себе представить, какую судьбу он определил для неполноценных, по его мнению, новорожденных.

Конечно я представляла, и это объясняло реакцию пациентки. Ее травмы указывали на жестокое избиение, что, наверняка, было следствием сопротивления участи, которой подвергли ее ребенка. Как ей и спутникам удалось вырваться — не знаю, но явно немалыми жертвами, и, скорее всего, она уже попрощалась с жизнью, но тут пришла в себя и увидела двух монстров. Дока, что участвовал в отвратительных опытах капитана, и меня, объявленную виновной в том, что естественных низвели до уровня рабочего скота и племенных кобыл. Это ли не ад.

— Ты должен уйти из моего тирода! — отчеканил мой энгсин, стоявший в дверном проеме непонятно сколько. Οн появился бесшумно и незаметно, и я не знаю, что успел услышать.

Голос Рисве дрожал от ярости, он едва себя сдерживал, и смотрел он на меня с такой пристальностью и интенсивностью, словно только это удерживало его от нападения на Питерса. Джеремая выскользнул из кухни, не посмев взглянуть ни на меня, ни на хозяина дома и не сказав на прощание ни слова.

— Тебе не стоит его ненавидеть, — протянула я руку к своему мужчине, неожиданно почувствовав себя столетней развалиной, не способной даже самостоятельно подняться на ноги.

— Моя ненависть принадлежит мужчине, причинявшему тебе боль, Софи, а для него лишь презрение. — Несмотря на смысл произнесенного и напряжение, которым веяло от Рисве, прикасался oн ко мне, как обычно, с трепетом и бесконечной заботой. Поцеловав мою ладонь, аккуратно, как супертонкостенный сосуд, поднял на руки и понес в нашу чудо-ванную.

— Так или иначе, Тюссан причинял боль не только мне, а всем вокруг, — возразила я, покорно поднимая руки и позволяя раздеть себя. — Док — тоже его жертва, пусть и страдания его были другими, не такими, как мои…

— Он помогал вершиться отвратительным вещам, Софи. Нет этому оправданий, — отрезал Ρисве.

Стоило ли мне спорить с ним об этом, попробовать объяснить, что обстоятельства иногда могут быть сильнее любых принципов порядочности, угрызений совести и представлений о гуманизме. Есть ли шанс донести свою точку зрения до существа настолько неиспорченного и чистосердечного, живущего в простом мире, имеющем четкие и нерушимые границы добра и зла, не размытые полутонами свойственных людям неприглядных компромиссов? Οчевидно, стоило попытаться, но сил на это сейчас у меня не было. А ещё подобный разговор неизбежно привел бы к тому, что мне хотелось немного отсрочить. К тому, что оставлять все как есть нельзя. Безосновательная ответственность. Да, я знала, как это называется, но знание нисколько не умаляло силы этого чувства и не могло отменить постепенного формирования внутренней необходимости действовать, невзирая на опасность и вероятность потерять все, что здесь приобрела, так и не одержав победы. В конце концов, Питерс пришел за мной и спас, плевать какими мотивами он руководствовался. Не сделай он этого, я бы никогда не узнала хротра, не встретила Рисве, не прочувствовала всей своей сутью, что же такое настоящее счастье, была бы просто сломана и уничтожена, умерла или обратилась бы в марионетку Тюссана, что еще хуже. Я не религиозна, но Вселенная дала мне шанс в виде побега, организованного доком, не значит ли это, что мне следует вернуть ей такое благодеяние?