Обернувшись, Верещагин увидел Маджида Наримановича, который держал за руку Шарофат.

– Прошу вас, идите к себе, а я должен поговорить с сыном, – произнес Бачиев.

Юнус медленно поднялся и провел ладонью по разбитым губам.

– Он первым напал! – крикнул молодой человек, показывая окровавленной ладонью на Алексея. – Этот человек, презрев законы гостеприимства, ворвался в мою комнату и… А девчонка хотела меня соблазнить!

Уже сделав шаг в сторону своей комнаты, Верещагин услышал хлесткий звук удара – Бачиев залепил сыну пощечину. Потом еще одну и еще. Юнус даже не пытался сопротивляться, даже не уворачивался.

– Ты – мой позор! – шептал Бачиев. – Ты позор рода! Ты не достоин моего имени и памяти своей матери!

Алексей вернулся к спящей жене, лег рядом. Регина, обняв его, в полусне спросила:

– Ты где был? Я скучала.

Верещагин лежал и думал о том, что только что случилось. Маджид Нариманович вернулся неожиданно и без предупреждения, а значит, что-то произошло. Но вряд ли какая-либо неприятность заставила его уехать из столицы – скорее всего, то, что нужно было там сделать, уже сделано, и он поспешил домой, зная, на что способен Юнус. Ведь, покидая оазис, Бачиев недвусмысленно намекнул гостю, что ему следует быть осторожным.

Утром в дверь постучали. Верещагин был уже одет и гладко выбрит – ждал разговора с Бачиевым.

– Вас просит зайти Маджид Нариманович, – сказала девушка, не заходя в апартаменты.

– Как там Шарофат? – спросил он, выходя в коридор.

– Сегодня утром уехала.

– Навсегда? – удивился Алексей, которого известие почему-то не обрадовало.

– Не знаю, – ответила горничная. – У нее была отдельная комната, и я не видела, когда она ушла. Просто мне сказали, что Шарофат станет жить в другом месте.

– Так, наверное, лучше, – согласился Алексей.

А про себя подумал: для Шарофат, конечно, лучше, потому что теперь рядом с ней не будет Юнуса. А вдруг девушка решила вернуться в Петербург и продолжить учебу? Вдруг Бачиев не просто отпустил ее, но и предложил некую компенсацию за инцидент? Или, вернее, это была бы плата за молчание, чтобы она никому не рассказывала о том, что пытался с ней сделать сын уважаемого в Узбекистане человека.

Бачиев ожидал его, сидя за большим столом из сандалового дерева. Но он был не один: перед столом стоял притихший Юнус. Верещагин прошел мимо, словно и не заметил его присутствия.

– О делах через минуту, – произнес Маджид Нариманович после того, как Алексей опустился в кресло. – А сейчас я хочу как-то сгладить обиду, нанесенную вам в моем доме.

– У меня нет обиды, – возразил Верещагин, – я просто вступился за девушку. Вы хотите, чтобы Юнус извинился передо мной? Если так, то предлагаю забыть о неприятном инциденте без всяких извинений с его стороны. Только не знаю, как ваш сын будет оправдываться перед Ларисой.

Маджид Нариманович удивленно вскинул брови.

– Перед Шарофат, – поправился Алексей.

– Девушка уехала, – заговорил Бачиев, – я не мог ее больше удерживать после того, что произошло. Спросил, чего бы ей хотелось, и она решила вернуться в Петербург, продолжить учебу. Такой была ее воля, и я в сложившейся ситуации не возражал. Уезжать отсюда пришлось ночью, потому что рейс утренний. Вероятно, сейчас Шарофат уже в воздухе. Теперь что касается Юнуса…