– Войдите! – рявкнул лейтенант.

Дверь открылась, и на пороге лейтенант увидел двух нерешительно мнущихся мужиков. Один повыше, другой маленький, но оба накачанные, не хиляки. За ними стоял Сергеенко, а с ним высокая гражданка, в которой лейтенант узнал продавщицу из соседнего магазинчика.

– Вы ко мне? – спросил лейтенант, судорожно припоминая, где он мог видеть эти рожи.

Внезапно его осенило: вчера на кладбище он заметил их в толпе собравшихся у могилы.

– Украли у меня с прилавка французский одеколон, – решительно заявила продавщица.

– Опомнись, Борисовна, ты же сроду ничем французским не торговала, у тебя же сплошное турецкое барахло, – одернул ее опер.

– Но украли же, – настаивала женщина. – Вы у них сами спросите. А одеколон мой, может быть, и турецкий, а только написано на нем, что сделано во Франции.

– Да, виноваты, украли, – не дожидаясь других вопросов, кивнул маленький. – Бес попутал.

Лейтенант внимательно изучил обоих задержанных, по их виду трудно было сказать, что они так уж нуждаются, чтобы пойти красть одеколон в захудалом магазинчике, цена которому в лучшем случае рублей сто.

– Подождите в коридоре, – распорядился лейтенант.

Продавщица с опером вышли.

– Говорите, что вы от меня хотите? – спросил у парней лейтенант. – Зачем одеколон украли?

Парни молчали.

– Значит, будем составлять протокол?

Оба задержанных при этих словах радостно встрепенулись и ободряюще переглянулись, что не укрылось от глаз Гривцова и заставило его задуматься. Какого черта этим парням, не бедным по виду, нужно угодить в тюрьму по обвинению в ерундовой краже?

– Никакого протокола не будет, пока вы мне не объясните, зачем украли одеколон, – решительно сказал он.

– Начальник, не имеешь права, – возмутился маленький. – Делай свою работу. Пиши бумагу.

Это уже становилось любопытным. Чутье лейтенанту подсказывало, что дело тут нечисто, но в чем закавыка, не понимал. То же чутье говорило ему, что гнать парней ни в коем случае не следует. Поэтому лейтенант достал чистый лист бумаги, вызвал из коридора продавщицу и принялся составлять протокол.

Мы с Маришей уже пять минут мялись на лестнице Настиного дома, так и не зная, на что решиться. То ли ехать за отцом Насти в Псков, то ли плюнуть и заняться поисками таинственного хозяина дома в Токсове, на территории которого прогремел взрыв. Мы так и не пришли ни к какому решению, когда внезапно на лестнице раздались шаги.

Кто-то мчался наверх, прыгая через две ступеньки. На всякий случай мы с Маришей поднялись на один этаж выше.

В пролет лестницы мы увидели, как Настин отец азартно звонит в свою собственную дверь, приговаривая:

– Ну, осел! Забыть ключи! Теперь точно пути не будет.

Не успели мы задуматься, кто может ему открыть дверь, если его жена и дочь в отъезде, а больше с ними никто не живет, как мужчина закричал:

– Один я, один! Открывай, Алина, ключи от машины забыл!

Мы оторопели, боясь поверить в такую фантастическую случайность. Однако на пороге и в самом деле возникла наша родная Алина, которой полагалось быть хладным трупом и лежать в могиле, а не разгуливать по квартирам мужчин, чьи жены и дети в отъезде. На этот раз ошибка исключалась. На лестнице было достаточно светло от проникающего сквозь большие окна солнечного света, так что никакими призраками тут и не пахло. С диким воплем, от которого содрогнулись стены и замерли в шоке Алина и Настин отец, мы слетели вниз и, отпихнув Степана Аркадьевича и Алину, внедрились в их квартиру. Теперь вытащить нас отсюда можно было только трактором или нарядом милиции.