решаю не настаивать, а просто тоже отворачиваюсь к окну. В салоне

автомобиля повисает гнетущая тишина, которую никто не собирается

нарушать.

Привозим Алю к дому и ждем, пока она зайдет в подъезд. Прежде

чем закрыть дверь, подруга оборачивается и машет на прощание.

Поднимаю руку и активно ею трясу, даже не уверенная в том, что Аля

меня видит.

«Все как всегда, ничего не изменилось», – твержу себе, а после

устало откидываюсь на спинку сиденья.

– Вы поссорились? – спрашивает отец, поймав мой взгляд в

зеркале заднего вида. – Вели себя слишком тихо.

– Нет. Просто вечер был стремным.

– А по-русски можно?

– Плохая вечеринка, пап.

– Хорошо, что она не последняя в вашей жизни.

– Точно… – вздыхаю я, выпуская наружу вместе с воздухом

дурные предчувствия.

Она, может, и не последняя, но не хотелось бы, чтобы стала

переломной. И не станет. Мы ведь все решили. Только почему мне так

горько?

Когда мы с отцом выходим из лифта, в нос бьет резкий запах

сигаретного дыма, а с этажа ниже слышится приглушенный знакомый

голос. Короткие фразы, односложные ответы. Разговор по телефону, это точно.

– Пойди скажи Глебу, что я прощу его только один раз. В

следующий – возьму за ухо и отведу к отцу.

– Не за что будет. Я ему сейчас оба уха оторву, – недовольно цежу

я сквозь зубы.

Шагаю к лестнице и спускаюсь на пролет ниже. Глеб стоит лицом

к приоткрытому окну, не замечая моего приближения. Верхушки

деревьев качает тихий ветер, а внутри меня раскачиваются

эмоциональные качели.

– Ага… Да… Угу… – говорит Юдин, придерживая мобильник

плечом.

Дожидаюсь, когда Глеб закончит разговор, а затем подхожу и

хлопаю его по руке, в пальцах которой зажата сигарета. Окурок падает

на пол, рассыпая красные искорки по светлой плитке. Тушу его, не

жалея подошвы туфель. Глеб таращится на меня, пребывая в легком

ступоре от происходящего, а я гневно дышу носом, глядя прямо в глаза

недоумку, которому жить надоело. Если его отец узнает, то совсем

скоро у меня будет много пакетиков с конфетами и печеньем и повод

посетить не самое приятное место с кучей мраморных плит.

– С ума сошла? – произносит Глеб, наклоняясь, чтобы подобрать

окурок, и выкидывает его в окно.

– У меня к тебе тот же вопрос!

– Тебе-то какое дело? – хлестко произносит он, стреляя в меня

суровым взглядом.

Словесная пощечина ощущается слишком по-настоящему. И что

за день такой? Каких богов я разгневала, а главное, чем? Смотрю на

парня, которого с детства считала другом и который теперь по

неизвестным мне причинам вдруг стал вести себя, как полный идиот, и

у меня окончательно заканчиваются силы. Горечь и печаль

смешиваются со злостью на несправедливость судьбы. Мало того что

Аля запала на того же парня, что и я, так еще и этот… Что я ему

сделала? Или что он сделал с собой?

Я едва узнаю в нем Глебку-Хлебку. И дело не только во внешних

изменениях, такое чувство, что ему промыли мозги инопланетяне или

он целое лето сосался с дементорами.