Снова задумался чекист. Его крупное лицо будто отяжелело. Надолго задумался, прежде чем снова разжать плотно сжатые губы.

— Та-ак, никакого, выходит, контакта не было у Горбуновых с Козобродовым? — застыл взглядом на Николае.

— Мы этого не установили.

— Та-ак, — положил широкую ладонь на столешницу. — Значит, говоришь, за ум взялся Царь ночи? Сиди, говоришь, тишком да радуйся, жди, покамест он снова себя проявит?

— Положим, я этого не говорил, — настал черед насупиться Журлову.

— Не говорил! А что предложил заместо этого?!

И опять заметалось пламя в лампе.

— Не стучи так, крышку ведь проломишь, хозяйкина ж мебель, — урезонивающе проговорил Николай.

— А что, я разве сильно? — пришел в себя Чурбанов. — Эх, Коля, — продолжал укоризненно, но уже мягче, — обстановочку хотя бы изучил как следует? Концы хотя бы какие-нибудь?.. А главное, люди, на кого опереться можно, есть у тебя?

— Люди есть. На троих могу положиться.

— Себя четвертым считаешь?

— Четвертым.

— Ну, это уже неплохо. Молодец, — сменил старший гнев на милость. Раскрепостился лицом, распустил мышцы щек, губ, и стало оно мягче, добрее. А Николай нутром почуял: главный разговор у них только начинается.

— Послушай, Коля, — заговорил Чурбанов совсем уже весело, — послушай, опиши ты давай меня, мою внешность, свое впечатление обо мне, ну как бы мы с тобою сегодня впервые встретились и так вроде бы ни о чем разговорились, скажем, за столиком в чайной.

— Как газетчик, что ли, описать-то?

— Да нет, как оперативник или как просто человек, ну, каков я мужик, а?

Николай смущенно заулыбался, вообще-то он был ошарашен подобным вопросом.

— Ну, сильный ты мужик, красивый…

— Бабы, скажи еще, таких любят…

— А что, нет?

— Да, может, и любят, мне вот только их, Коля, некогда любить. Вредная все-таки, я скажу тебе, у нас профессия, — засокрушался Чурбанов, — взгляд от нее становится тяжелый. Мне одна хорошая, в общем, знакомая так сказала: «Взгляд, — говорит, — у вас, как дуло пистолета, страшно бывает под таким взглядом». Ведь глаза, говорят, отражают душу? А?.. Жестокая у нас работа, а нам нельзя ожесточаться. Нельзя… И баб, наверное, надо успевать любить. Они добрее нас, — Чурбанов вздохнул, — в общей, я имею в виду, массе, — уточнил.

И вот тут-то Николай действительно увидел губчекиста в ином свете. Перед ним сидел его сверстник, ну, может быть, года на два постарше, но ведь и тридцати еще нет. Защурились, утонули в глубоких впадинах глазищи.

А тот уже опять посерьезнел.

— Ну-ну, — требует, — давай, уголовный розыск, определяй меня. Давай, давай, я серьезно.

— Значит, так, — все еще не понимая, с улыбкой начал Николай, — парень ты что надо. Быка кулаком свалишь.

— Свалю. Только ты мне, брат, не так, ты определяй профессионально, как розыскник, понял?

— Ну что ж, можно и так. Рост у тебя примерно метр восемьдесят. Так? Плечи прямые, широкие. Телосложение плотное.

— Пло-отное?.. А вишь, живот как подвело.

— Сейчас ужинать будем. Та-ак, лицо, значит, у тебя овальное, лоб, пожалуй, низкий.

— Невысокий, — поправил Чурбанов. — Низкий! Скажет тоже, — чекист обиделся. — Волос у меня густой потому что.