— Дядь! А дядь! — раздался за его спиной звонкий мальчишеский голосок. — Ты чего это наши салазки себе забрал?
Мужичок оглянулся. Задиристо и смело наступал на него пацан лет десяти-одиннадцати.
— Ты чего это салазки с нашего двора утягал?! Я вот щас за батянькой побежу, он те да-аст!
Незнакомца окружила сразу же вся ватага.
— Да, дяденька, отдай их ему лучше подобру. Это Горбуновых салазки, — поддержал мальчишку самый рослый и старший по возрасту паренек.
— Горбуновых так Горбуновых, — даже не подумал воспротивиться добродушный мужичонок. — Салазки-то эти я, ребятки, вон в том овраге, что у леса, нашел. Только это каких же Горбуновых?
— Да вон! Вон их изба! Под железной крышей. Третья от колодца, — дружно загалдела ребятня.
— А-а, — как бы в нерешительности — отдавать или не отдавать — протянул незнакомец. — Это как уж его кличут-то?
— Дядя Никола. А рядом с ним брательник его живет, дядя Илья.
— А-а, — будто вспомнил их мужичок. — Ну, бери салазки, коли твои, да больше не теряй.
— А это вовсе и не я. Это, верно, батянька их потерял.
— А как же ты их признал-то, пострел?
— А вот глянь, — услужливо пояснил страшно довольный возвращением салазок парнишка, — я вот здесь сам вот эту досочку заменил. Видишь? Заместо сломанной. И еще веревочка вот эта. Из мочалы, ее у нас целая подловка.
— Ну что ж, катайся теперь с богом, а я пошел.
Еще галдела весело на речке пацанва, а к дому Горбуновых подходила вооруженная группа людей. Среди них были Журлов, Вельдяев и тот самый неказистый мужичок, так успешно справившийся с поставленной ему задачей милиционер Матвеев, которого в отделе все называли Степанычем и который исполнял в основном обязанности завхоза.
Братья Горбуновы находились в недельном загуле после очередного, с представителем из уезда, собрания в сельском Совете. Нахальные, бойкие на язык подкулачники, они под дудку известного в волости мироеда Степана Чувякина такую комедию разыграли на сходе, что фактически сорвали всю спланированную укомом партии повестку. А вопрос был очень серьезным — о хлебозаготовках в тот тяжелый, голодный год. Не скупясь, расплатился Чувякин с братанами.
Возвращались в ночь убийства Горбуновы с одного из хуторов, куда отвезли мешок муки, думая обменять его там на самогонку. Но возвращались с пустыми руками, хотя и в крепком подпитии. За самогонкой велено было им прийти вдругорядь: брага еще не выбродилась. «Не одни вы, чай, у меня», — прошамкала им старая ведьма, но стол на обратную дорожку все ж таки накрыла.
Игнатова Горбуновы встретили, когда уже стемнело. Плюхнулись к нему в сани: «Вези давай до поворота!». Бедолага (зачем тогда и ружьишко с собой брал?) повез их, докуда ему было сказано, уйдя вместе с шапкой в высокий бараний воротник. Да не спасла и шапка от лихого удара! Свалили его топором братаны за телка и добротный полушубок: по тому времени да по их хищнической морали причина для убийства вполне основательная.
Суд тройки после часа закрытого заседания приговорил обоих к расстрелу.
— Грамотно сработал, Николай, — похвалил, выслушав рассказ, Чурбанов и, помолчав, добавил: — Главное, оперативно. Я это больше всего ценю. Так и действуй. Хватайся за любую мелочь и крути!