Осадчий, а это был он, поинтересовался девичьей фамилией Марины, затем спросил, где и кем она работает, откуда прибыла на усадьбу. А когда она ответила, переключился на выяснение личности ее «мужа». На все его вопросы надо было отвечать быстро и без запинки, потому что бандит не сводил с нее глаз.

Услышав фамилию ее мужа, он изобразил удивление.

— Неужто Неписьменный ваш чоловик? Ой, лишенько. Був у нас такой… с челкой… А якой вин масти? Мобудь, я ошибаюсь?

Он ни разу не взглянул на карточку Письменного, стоящую на столе пряма перед его носом. Это навело Марину на мысль, что он видел ее раньше. «Значит, это ты побывал у меня в комнате, пучеглазый паук?» — с досадой отметила она про себя. Эта догадка даже как-то приободрила ее, успокоила. Но последний вопрос Осадчего сбил ее с панталыку, потому что в приметах Письменного не говорилось о челке, не было ее и на фотографии. От этой несообразности у Марины на мгновение потемнело в глазах. Усилием воли она постаралась взять себя в руки. Как ответить, чтобы не промахнуться? Оставить Неписьменного без внимания или подсказать его настоящую фамилию? Еще мгновение, и она нашлась:

— У мужа на левой руке, чуть выше локтя, была татуировка: русалка с расплетенными косами.

— Да то ж сам Жора, вот те крест! — воскликнул фотограф. — И у него была сяка наколка. Вин, наверно, зараз блукае по неметчине и не чуе, ще я балакаю з его жинкой.

— Неужели? — искренне обрадовалась Марина. Она выкрутилась из сложного положения, и ей теперь было легко. — Вот уж никогда не думала, что встречу соратника мужа. Вы были близко с ним знакомы?

— Не дюже близко, но шнапс пивали, — уклонился от прямого ответа Осадчий и, чуть помолчав, добавил: — А откуда Жора родом? В яком мисте жили з ним перед расставанием? Вин говорил мне о том, но зараз я вже не помятую.

Ответ на этот явно провокационный вопрос Марина знала из легенды. Неужели все ее ответы он записывает на своем листочке? Ей страшно захотелось посмотреть, и она встала, прошлась мимо него к комоду, вроде бы для того, чтобы поправить волосы перед зеркалом, а сама через плечо заглянула ему в бумажку и увидела, что он нарисовал топор, пилу и… трезубец. Осадчий повернулся к ней и достал трубку.

— Разрешите курить?

Она кивнула, незаметно наблюдая за ним в зеркало. Набив трубку табаком, он зажег спичку. Глубоко затянулся.

— Да… дюже добро було время, — вздохнул он. — А зараз уж не то, нет хода… следуй по стопам батька…

Марина поняла, что испытание для нее кончилось, кажется, успешно, и успокоилась совсем. Она решила поддержать его нытье:.

— Какого батька? — участливо задала она вопрос. — Стефана или Мельника?

— Вот те на, — досадливо буркнул Осадчий. — Я ей про Хому, а вона про Ерему. Та я сказал про ридного батьку, лесоруба, а вы шьете мне, чего я и во сне не бачил. Знайте, шо я також лесоруб, люблю свое ремесло, особливо сей струмент. Дивитесь сюда, — ткнул в рисунок тонким длинным пальцем.

Марина улыбнулась.

— Хорошо, что вы лесоруб, — заметила она, — и даже потомственный. Но при чем тут трезубец? Вы им валите лес? Не пойте мне лазаря! Лучше скажите, из какого куреня и зачем вы ко мне заявились?