И потому, вернувшись в лавку, Вторуша начертал на небольшой берестяной ленточке всего лишь одно-единственное слово:
«Сделано».
Он отдал грамотку слуге и так же кратко напутствовал:
– Это для Пелагеи, служанки при дворце. Ну, ты знаешь. Скачи!
5 июля 1553 года. Новгород, подворье государя Дмитрия Юрьевича
Вторуша не собирался бежать. Зачем привлекать к себе лишнее внимание? Он помнил, как о прошлом разе, в Галиче, Дмитрий Красный преставился токмо через две недели после покупки меда – когда все уже и позабыть успели о сем событии. Никто на виноторговца и не подумал.
А побежал бы – могли бы и вспомнить.
Посему и на сей раз он старался вести себя спокойно. Семью, правда, в Галич отослал, от греха подальше. Сам прятался, но и на подворье княжеское лишний раз не совался.
Прошла неделя, другая.
Третья…
На подворье все было хорошо и спокойно.
На четвертой неделе купец уже всерьез обеспокоился и потому, прихватив бурдюк, без приглашения и упреждения отправился к другу в гости.
Иван Котов принял галичанина с радостью, выставив на стол половинку толстой рыхлой кулебяки и миску жареной переяславской ряпушки. Мужчины выпили по паре стаканов, болтая об установившейся жаркой погоде, а потом Вторуша осторожно спросил:
– Как, кстати, мед ревеневый государю нашему пришелся? По вкусу ли? Али глотнул разик да забросил?
– Точно! – хлопнул в ладони повар. – Все передать забываю. Так Дмитрию Юрьевичу и друзьям угощение твое понравилось, что всю бочку до дна в первый же день и осушили! И еще нового желают!
Купец охнул от пробившего его озноба и от ужаса, мгновенно скрутившего все внутренности. Вторуша вдруг с полной ясностью представил себе, что, может статься, как раз сейчас, спустя месяц после хвастливого письма, Софья Витовтовна читает вести о живом и здоровом племяннике и потихоньку приходит в ярость.
Ей ведь достаточно всего одного резкого жеста – во гневе бросить колдовской пряник собакам.
И тогда – всё!!!
– Чего это ты побледнел, друже? – заметил перемену даже хмельной Иван Котов. – Вроде как радоваться должен!
– Так товара сего больше нет, – хрипло ответил Вторуша. – Сказываю же, редкостная вещь…
– Раз редкостная, так и цену накинуть несложно! – рассмеялся повар. – Разбогатеем!
Иван Котов немного выждал, потом кашлянул. А затем прямо напомнил:
– Наливай!
Но тут вдруг из другого края обширной кухни кто-то закричал:
– Князь проснулся! Курицы жареной желает!
– Она здесь! – моментально собравшись, вскочил повар. – Блюдо подайте! Серебряное, с красной окантовкой! Где ревень и чеснок порезанные? Сюда несите! И яблоки с красным бочком!
Котов бросил на стол блюдо, отбежал, вернулся с румяной тушкой птицы, водрузил на середину, стал быстро и ловко украшать.
– Дозволь мне! – вдруг вскочил Вторуша. – Позволь хоть раз в жизни самого государя рядом увидеть! Хоть раз в жизни ему услужить! Дозволь, когда еще такая возможность доведется?!
– Нельзя, друже, никак, – мотнул головой повар. – Это же честь великая!
– Знамо, честь, – ни мгновенья не усомнился купец. – Рубль плачу. Нет, три! Да пропади оно пропадом, десять!