Слепец не увидел, как его супруга отрицательно покачала головой, но догадался о ее согласии по долгому молчанию и закончил:

– Более я в этот гадюшник – ни ногой! Нечего нам там делать, любая. Пусть сии змеи с моим братом поживут! Всей нашей державе сие токмо на пользу окажется…

Вестимо, старец Мартиниан хорошо осознал сию решимость свергнутого правителя – и более Василия Васильевича в его ссылке никто не тревожил.

4 сентября 1446 года. Москва, Посольская палата

Четырехстолпная палата, срубленная специально для встречи иноземных посланцев, а также иных многолюдных торжеств, на которых не едят и не пьют, имела размеры преизрядные – полста шагов в длину и в ширину, да три роста человеческих в высоту. Дабы удержать подобный потолок, обычных балок, понятно, не хватало – и потому посередине зала строителям пришлось поставить четыре дополнительных опорных столба, украшенных затейливой резьбой. Стены палаты покрывала роспись по штукатурке – золотом по лазоревой основе, окна вместо привычной слюды были набраны из цветных стеклышек, что складывались в рисунок из ромбиков и кругов, на синем потолке порхали огромные птицы с женскими лицами.

Из-за размеров сия просторная палата казалась пустой, хотя людей здесь собралось изрядно. Советники, приказчики, свита сгрудились вокруг стоящего напротив входа трона из красной вишни; дьяки, подьячие, сотники, знатные бояре вытянулись по сторонам расстеленной от двустворчатых дверей к государю дорожки. Больше ста людей, коли не более, – но по палате все равно гуляло эхо.

– Посол ордынский Газан-мурза к государю всея Руси! – громко объявил сотник, сверкнувший чисто белым зипуном, посторонился и впустил в залу трех плечистых гостей, одетых в парчовые ферязи и шерстяные шаровары, заправленные в цветастые войлочные сапожки. На пальцах мужчин сверкали перстни, на шеях покачивались толстые золотые цепи, на головах поблескивали бисером тафьи, называемые в Орде тюбетейками. Бритые подбородки, узкие усики, огибающие рот и опускающиеся вниз, уверенная походка, возраст на вид лет тридцати – казанцы мало напоминали обычных послов. Куда больше – бывалых воевод, решивших на сей раз добиться победы твердым словом, а не мечом и кровью.

Остановившись в десяти шагах перед троном, послы вполне уважительно и низко поклонились, после чего стоящий первым громко провозгласил:

– Мой господин, премудрый и непобедимый Махмуд-хан, да продлит господь его лета, сим передает тебе, государь всея Руси Дмитрий Юрьевич, что ныне он занял трон отца своего, хана Улу-Мухаммеда, и теперь полагающуюся с русских земель дань тебе надлежит посылать ему.

– От дохлого осла уши! – не выдержав, воскликнул восседающий на великокняжеском троне Дмитрий Шемяка, облаченный ради торжества в тяжелую соболью шубу, украшенную обильным золотым шитьем и неимоверным числом самоцветов. – От сотворения мира еще не случалось такого, чтобы Русь хоть кому-то дань платила! И впредь сего не будет!

– Отец моего господина, мудрый и могучий хан Улу-Мухаммед, да даруют ему небеса вечный покой, – воздел руки к потолку посол, – отпустил Великого князя Василия Васильевича за выкуп в пятьдесят тысяч рублей. Сии деньги должны быть заплачены Орде, они обещаны словом Великого князя!