Мурад сидел рядом и дрожал. Он был бледен как привидение, по затылку струился пот. Этот шум, эти женщины, эта неприличная манера петь выбили его из колеи и напомнили Бусбир[22] в Касабланке, куда однажды его затащили французские солдаты. С тех пор у него из головы не выходили хохот этих мужчин и их грубое поведение. Они засунули пальцы в вагину девушки, которая была не старше его сестры. Они таскали проституток за волосы, сосали их грудь, но не со сладострастием, а так, как будто это коровье вымя, которое надо опустошить. У девушек все тело было покрыто фиолетовыми пятнами от засосов и царапин.

Мурад прижался к своему командиру. Он потянул его за рукав, и Амин рассердился.

– Что тебе? – спросил он по-арабски. – Не видишь, я разговариваю?

Но Мурад не отставал. Он в испуге уставился на Амина.

– А это разве не свинина? – спросил он, указывая на блюда. Потом поднял брови и выразительно поглядел на стаканы: – А вот это? Это ведь спиртное, правда?

Амин посмотрел на него и почти беззвучно проговорил:

– Ешь и молчи.

Потом, когда они шагали по темным улицам деревни туда, где их ждал ночлег, Амин спросил его:

– Ну и что нам за это будет? Чего ты испугался? Что попадешь в ад? Мы там уже были и вернулись оттуда.

Жарко натопленная комната, полная тарелка еды, улыбка девушки – не об этом ли они мечтали, когда в мае сорокового года шли под конвоем солдат СС, попав в плен после сражения в районе Ла-Орнь? Они шагали не один день, и Мурад умолял Амина, чтобы тот позволил ему нести свой вещмешок. Какое они имели отношение ко всему этому? Они только хотели работать на маленькой ферме на далеком холме. У них не было врагов, которых они не знали бы по именам, а там, столкнувшись лицом к лицу с людьми гигантского роста, людьми, говорившими на незнакомом языке, они побросали оружие и построились в ряд. Однажды ночью они остановились на краю поля и в густой ночной темноте стали ковырять прихваченную заморозком землю. Они в полном молчании выкапывали крошечные, едва сформировавшиеся клубни картофеля и ели их, стараясь жевать как можно тише. В ту ночь у всех началась рвота, некоторые мучились поносом. Когда рассвело и настало время трогаться в путь, они бросили последний взгляд на поле. Оно было изрыто узкими бороздами ярости, как будто его вскопали острыми когтями мелкие зверьки. Потом их посадили на поезд и отвезли в лагерь для военнопленных близ Дортмунда.

– Расскажи о лагере! – потребовала Аиша, у которой уже слипались глаза.

– И о лагере расскажем, но потом, – пообещал Амин, утомленный воспоминаниями.

Амин отвел Мурада в дальний конец коридора и открыл дверь в маленькую комнату, стены которой были обиты тканью с цветочным рисунком. Мурад не осмелился туда войти, его смутила нежность этой женской комнаты. На тумбочке у кровати стоял стеклянный графин с изображением букета фиалок. Матильда сшила занавески из шуршащей ткани и разложила на кровати целую кучу ярких подушек. Мурад, настроившийся спать на скамье или же прямо на полу в кухне, был озадачен.

– Ты можешь оставаться у нас, сколько пожелаешь, – успокоил его Амин. – Хорошо, что ты приехал.