Они сели в машину на рассвете. Небо порозовело, и в этот час цветы, посаженные Матильдой у въезда на ферму, особенно сильно благоухали. Амин подгонял детей, ему хотелось проделать путь по утренней прохладе. Сельма осталась на ферме. Она не встала, чтобы с ними попрощаться, и Матильда подумала, что так даже лучше. Ей было бы трудно встретиться с ней взглядом. Селим и Аиша расположились на заднем сиденье. Матильда надела шляпу из рафии и взяла с собой большую корзину, сложив туда маленькие лопатки и старое ведерко.

Неприятности начались за несколько километров до моря. Селиму стало нехорошо, в машине запахло рвотой – смесью кислого молока и кока-колы. Они запутались в улочках, где разгуливали люди, приехавшие семьями на отдых, и долго искали домик Палоши. Коринна загорала на террасе, а Драган с красным потным лицом прикладывался к очередной порции пива. Он очень обрадовался и схватил на руки Аишу. Он подбросил ее в воздух, и это воспоминание – воспоминание о том, как она почувствовала себя невесомой в его огромных волосатых руках, – врезалось в ее память почти так же сильно, как воспоминание о море.

– Как? Ты никогда не видела моря? Это нужно срочно исправить! – заявил доктор.

Он потащил Аишу на песчаный пляж, но ей не очень понравилось, что он так торопился. Она хотела бы посидеть несколько минут, закрыв глаза, на этой террасе, на солнышке, и послушать волнующий, завораживающий шум моря. С этого ей было бы приятнее начать. Она считала, что это красиво. Шум, похожий на легкий шелест в свернутой трубкой газете, когда один тихонько дует в нее, а другой слушает, приставив ее к уху. Шум, напоминающий дыхание спящего человека, счастливого, видящего хорошие сны. Откат волны, ее ласковое ворчание, к которому примешивались приглушенные крики играющих детей и предостережения их мам: «Не заходи дальше, утонешь!» – жалобное поскуливание торговцев шоколадом и пончиками, обжигавших босые подошвы о горячий песок. Драган, по-прежнему держа Аишу на руках, подошел к воде. Он опустил девочку на землю, ей еще надо было разуться, она села и сняла бежевые кожаные сандалии. Вода коснулась ее, но она ничуть не испугалась. Она попыталась кончиками пальцев поймать пузырьки пены, образовавшейся на краешке волны. «Пена», – произнес Драган со своим сильным акцентом. Казалось, он гордился тем, что знает это слово.

Взрослые пообедали на террасе.

– Утром к нам пришел рыбак и предложил сегодняшний улов. Свежее этой рыбы вы никогда ничего не попробуете, – заявил хозяин.

Служанка, которую Коринна привезла из Мекнеса, приготовила салат из помидоров и маринованной моркови, и они ели руками жареные сардины и какую-то белую рыбу, длинную как угорь, с плотной и пресной мякотью. Матильда то и дело запускала руку в детские тарелки. Она раздирала рыбу на мелкие кусочки, приговаривая:

– Не хватало только, чтобы они подавились косточкой. Весь отдых испортят.

В детстве Матильда была непревзойденной пловчихой. Ее товарищи говорили, что тело у нее создано для плавания. Широкие плечи, крепкие бедра, плотная кожа. В Рейне она купалась даже осенью, даже в самом начале весны, выходя из воды с посиневшими губами и сморщенными пальцами. Она могла надолго задерживать дыхание, и больше всего на свете ей нравилось держать голову под водой, получать удовольствие от этой тишины – даже не тишины, а дыхания глубин, – от отсутствия людской суеты. Однажды – ей тогда было лет четырнадцать-пятнадцать – она легла на воду и замерла лицом вниз, отдавшись на волю течения, и так долго плыла в этом положении, словно старая ветка, что ее приятель в конце концов не выдержал и бросился ее спасать. Он решил, что она умерла, ему на ум пришли романтические истории, когда юные девы топились в реке из-за несчастной любви. Но Матильда подняла голову и рассмеялась: