У Амина на лице промелькнуло изумление, и он сел к ней на кровать. Опустив голову и прижав ладони к губам, на несколько секунд задумался.

– Нет, – решительно отрезал он, – все это не имеет никакого отношения ни к доброте, ни к справедливости. Есть хорошие люди, чьи фермы сожгли, а есть скверные, которым все сходит с рук. На войне не бывает ни добрых, ни злых, и справедливости тоже нет.

– Значит, сейчас идет война?

– Не совсем, конечно, – задумчиво протянул Амин и, словно говоря с самим собой, добавил: – На самом деле это хуже, чем война. Потому что наши враги или те, кто должны быть нашими врагами, долгие годы живут рядом с нами. Некоторые из них – наши друзья, наши соседи, наши родные. Они выросли вместе с нами, и когда я смотрю на них, я не вижу перед собой врага, которого нужно убить, а вижу ребенка.

– Но мы-то, мы на какой стороне? Добрых или злых?

Аиша села на кровати и с беспокойством смотрела на него. Он подумал, что не умеет разговаривать с детьми, что она, вероятно, не поймет то, что он пытается ей объяснить.

– Нет, мы как твое дерево – наполовину апельсин, наполовину лимон. Мы ни на какой стороне.

– Значит, они и нас тоже убьют?

– Нет, с нами ничего не случится. Я тебе обещаю. Можешь положить щечку на подушку и спать спокойно.

Он обхватил ладонями лицо дочки, притянул ее к себе и поцеловал в щеку. Тихонько затворил дверь и, идя по коридору, размышлял о том, что апельмон, конечно, дает плоды, но они несъедобны. Мякоть у них сухая, а вкус такой горький, что на глаза наворачиваются слезы. Он подумал, что в мире людей все происходит точно так же, как в мире растений. В конце концов один вид опередит другой, и настанет день, когда апельсин одержит верх над лимоном, или наоборот, и дерево наконец принесет съедобные плоды.

Нет, убеждал себя он, никто не придет нас убивать, и ему очень хотелось в это верить. Весь август он спал, положив под кровать карабин, и попросил Мурада поступать так же. Мурад помог Амину соорудить люк в платяном шкафу супружеской спальни. Мужчины вытащили вещи, убрали полки и смастерили что-то вроде двойного дна. В один прекрасный день он позвал детей, а когда они пришли, приказал:

– Полезайте сюда.

Селим решил, что это очень увлекательная игра, и юркнул в люк, а сестра залезла следом за ним. Амин опустил крышку, и дети очутились в полной темноте. Из своего тайного убежища они слышали голос отца, только приглушенный, и шаги ходивших по комнате взрослых.

– Если что-нибудь случится, если мы окажемся в опасности, вам надо будет спрятаться здесь.

Амин научил Матильду обращаться с гранатой на тот случай, если на ферму нападут в его отсутствие. Она сосредоточенно, как солдат, слушала его, готовая на все, чтобы защитить свою территорию. Несколькими днями раньше к ней в амбулаторию пришел один человек. Это был пожилой работник, который трудился на ферме с незапамятных времен и знал еще старого Кадура Бельхаджа. Она вообразила, что он вызвал ее поговорить на улицу, под большую пальму, из стыдливости. Может, заболел и не хотел, чтобы об этом стало известно. Может, как это часто бывало, решил попросить аванс в счет будущей зарплаты или работу для дальних родственников. Старик заговорил о погоде, об изнурительной жаре, о сухом ветре, очень вредном для урожая. Спросил, как поживают ее дети, и осыпал их благословениями. Исчерпав общие темы, он положил руку на плечо Матильды и шепотом проговорил: