– Это, конечно, смешно, но детям нравится.
Драган, боясь, что его могут услышать, шепнул, что у него к ним серьезный разговор и лучше будет пройти в кабинет. Он сел напротив Амина и Матильды и монотонным голосом поведал о вчерашних событиях. Амин ерзал на стуле, все время поглядывал в окно, как будто на улице его ждало неотложное дело. Казалось, он говорит: «А мне-то что до этого?» Когда Драган произнес имя Омара, супруги застыли, одинаково внимательные, одинаково сосредоточенные. Они ни разу не переглянулись, но Драган заметил, что они взялись за руки. В этот момент они не принадлежали к противоборствующим лагерям и не радовались поражениям друг друга. Они не ждали, когда один из них расплачется или, наоборот, возрадуется, чтобы обрушиться на него и осыпать упреками. Нет, сейчас они оба принадлежали к одному – несуществующему – лагерю, где смешались в равной, а значит, почти невозможной пропорции милосердие и жестокость, сочувствие к убийцам и к их жертвам. Все чувства, что они испытывали, казались им предательством, а потому они предпочитали о них молчать. Они были одновременно мучениками и палачами, соратниками и противниками, неспособными дать определение своим взглядам. Они оба были отлучены от своей веры, не могли больше молиться ни в каком храме, их бог был сокровенным, только их личным, они даже не знали, как его называть.
Часть IX
В тот год Ид-аль-Кабир пришелся на тридцатое июля. И горожане, и деревенские жители боялись, как бы праздник не стал поводом для бесчинств, а прославление жертвы Ибрахима не превратилось в резню. Администрация генерал-резидента снабдила четкими инструкциями военных, размещенных в Мекнесе, и чиновников, пришедших в ярость оттого, что не получится уехать на лето в метрополию. В окрестностях фермы Бельхаджей многие поселенцы покидали свои владения. Роже Мариани уехал в курортный городок Кабо-Негро, где у него был дом.
За неделю до праздника Амин купил барана: его привязали к плакучей иве, и Мурад кормил его соломой. Из высокого окна гостиной Аиша и ее брат рассматривали барана, его желтоватую шерсть, грустные глаза, острые загнутые рога. Мальчик захотел погладить животное, но сестра его не пустила.
– Папа купил его для нас, – возразил ей Селим.
Тогда она в приступе неудержимой жестокости в мельчайших подробностях описала ему, что произойдет с этим бараном. Детям не позволили смотреть, как специально приглашенный мясник перерезал горло барану и его кровь брызнула двумя фонтанами и разлилась по траве в саду. Тамо принесла тазик с водой и, вознося хвалы Аллаху за щедрость, смыла с травы красные потеки.
Женщины приветствовали происходящее пронзительными ритуальными возгласами, а один из работников разделал барана прямо на земле. Шкуру развесили на воротах. Тамо с сестрами развели на заднем дворе большой огонь, чтобы жарить мясо. Через кухонное окно было видно, как в воздух выстреливают горящие угольки, и слышно, как женщины копаются в бараньих внутренностях, которые чвакают и хлюпают под руками, словно губка, пропитанная водой.