Иоганн повернулся к адъютанту.

– А дойти до границы помешала зима… – возобновил он разговор.

– Да, зима нас доконала. Много наших полегло в горах. Слишком много… Но тебе-то какое дело? – Старик шмыгнул носом. – Проваливай!

Наберись терпения. Иначе кто-нибудь вздумает докопаться до твоего прошлого.

А этого Лист хотел меньше всего. Он направился к выходу.

Старый вояка проводил его взглядом…

– Любопытный он, этот батрак, – проворчал солдат, свернувшийся на скамье; повязка у него на голове была черной от грязи.

– Чтоб мне пусто было, если он батрак, – ответил ветеран. – Он из нашей братии, нутром чую.

– Из баварцев?

– Йозеф, ты и впрямь такой болван или прикидываешься? Из солдатни он. – Старик откусил от копченой колбасы и стал упоенно жевать с открытым ртом.

– А ты, значит, самый умный, да? – обиженно отпарировал Йозеф.

– Да уж малость поумней тебя, – ухмыльнулся старик.

Солдат не успел ответить – дверь распахнулась, и в комнату вошел капитан. Старик вскочил было по стойке, но командир лишь махнул рукой.

– Ладно, брось, Альбрехт.

Он взглянул на своих измотанных солдат. Потом с удовлетворением отметил, что в комнате тепло и провизии вдоволь.

– Ну что, поживем еще? – донеслось из угла.

Капитан кивнул и повернулся к старому адъютанту.

– Всех разместили, Альбрехт?

– Так точно! – отчеканил старик и проглотил пережеванный кусок. – Раненых распределили по комнатам наверху.

– Знаю, я как раз оттуда, – ответил капитан и добавил после короткой паузы: – Выдержал.

Альбрехт взглянул на него в недоумении.

– Фридрих. Пришлось ему…

Адъютант все понял и кивнул.

– Крестьяне еще еды принесли, – переменил он тему.

– Хлопоты с ними были?

Старик мотнул головой.

– Послушные, как овечки.

– Будем надеяться, что так оно и останется. Если кто станет выступать, немедленно доложить мне. Это касается и наших. Напомни еще раз, чтоб не трогали женщин, ясно?

– Есть.

Капитан похлопал адъютанта по плечу.

– Славно, Альбрехт, славно… Все мы хотим вернуться домой, верно?

С этими словами он взял кусок сала и сел рядом со своими людьми.

В харчевне было непривычно пусто. За столом сидели лишь Алоиз Бухмюллер, Бенедикт Риглер и Якоб Каррер. Перед ними стояли пивные кружки и полупустая бутылка шнапса, но ничто не могло поднять им настроение.

– Франц сам виноват. Никогда не умел за языком следить, – проворчал Каррер.

– И все-таки он прав. С этой солдатней мы сами без еды останемся. Я трижды сплюнул в каждый бочонок, который пришлось отнести баварцам, – похвастался Бухмюллер.

– От этого они раньше не уйдут. – Риглер отхлебнул из кружки. – Нам еще повезло, что они не разграбили деревню. Сами знаете, что творилось этим летом у границы… И с нашей стороны, и у них.

– Да-да, помним мы твои россказни, сколько раз ты их повторял. Вот что я скажу: лучше успокоиться и ждать, пока они не уберутся, – предложил Бухмюллер.

Каррер злорадно ухмыльнулся.

– А лучше всего было бы натравить баварцев на них. Перегрызли бы друг друга, и всё.

Он расхохотался, и Риглер присоединился к нему.

– Но такого не будет, Якоб, – проговорил Бухмюллер и принялся набивать трубку. – Кстати, слышали про Иоганна?