Он играл с этим превосходством, знал, что эта сила у него не от рук, не от торса, на котором чуть не лопались рубашки, а от его хладнокровия. Тем не менее он не совершал ошибки – не считал себя сверхчеловеком. Быть самым сильным – значит видеть и использовать слабость других, из-за своих страхов, своих недостатков, ведь слабости есть у каждого, главное – обнаружить их. Уже в школе он с легкостью завоевывал авторитет. При том что это опасно, слишком велико было искушение начать манипулировать другими, не давать клятву оставаться доброжелательным и думать о возможном зле. Но Людовик довольно часто ощущал, что поддаться легко, особенно здесь, в этих пригородах или в самом Париже и в собственном доме – он повсюду видел слабости, угадывал их у всех. И мог сделать с этим все, что захочет. Для этого ему надо было просто погрузиться в других.

Ловушка. Уже целых три дня Аврора знала, что угодила в ловушку – этот мужчина хотел всего лишь потискать ее, поцеловать и теперь наверняка торжествует. Три дня после случившегося она ничего не чувствовала, кроме горького вкуса вины, внутренне отшатывалась от содеянного, ей казалось невероятным, что она так поступила. Лучше всего было бы забыть о ситуации, стереть этот момент, словно его никогда и не существовало, вот только этот мужчина жил напротив. Мысли о нем пугали, она боялась его окон, деревьев и даже горлиц – свидетелей, способных ее выдать, предать.

Вечером, толкая дверь, чтобы вернуться через двор, она снова видела маленькие джунгли, подспудно страшась, что деревья осуждают ее, а утром спускалась с дурным предчувствием, в полной уверенности, что наткнется на него. Она не знала, что сказать ему, а еще больше опасалась его реакции. Наверняка эти объятия, эти поцелуи, эти ласки – все это должно было распалить его, ему захочется начать все сначала. Каждый раз, когда она думала об этом мужчине, она чувствовала, что вздрагивает, но скорее от испуга, нежели от желания, поскольку в этой дрожи, сотрясавшей ее тело, не было ничего приятного. То, что она сделала, было совершенно необъяснимо: так легкомысленно отдаться незнакомцу, человеку, убивавшему птиц, человеку с ружьем – чистое безумие. Она убеждала себя, что этот страх, быть может, утихнет, однако через три дня случилось нечто, что добило ее окончательно, инцидент, воспламенивший все, и ее страх разгорелся с новой силой. Тем утром она с девяти часов заперлась в зале на втором этаже вместе с экспертом-бухгалтером, обе погрузились в таблицы «Excel», и у Авроры, сидевшей напротив этой женщины, все более напряженной, все более суровой, возникло реальное ощущение, что это суд над ней, поскольку и тут все ее обвиняло.

С этажа под ними доносился стрекот швейных машинок. Работницы собирали два новых эталона-прототипа, решающий момент, когда эскизы оживают. Аврора любила звук сшивания тканей, по крайней мере это давало ей ощущение, что ее бренд живет. И хотя денег на следующий год не было, она тем не менее работала над новой коллекцией, пусть даже маленькой, чтобы не расхолаживать все ателье, чтобы у них не оставалось времени задумываться.