Так вот, воспоминания Афанасия Фета на три четверти — это цитирование личных писем российской интеллигенции по бытовым вопросам — воспоминания ни о чём. И хотя уже редактор отмечает, что Фет и эти письма подделывал для своего мемуара, чтобы интереснее было, но я всё равно бросил их просматривать, и не из-за их подделки Фетом, а из-за их нудности.
Вообще-то я люблю читать о быте в прошлые времена, но Фет так исхитрился написать свой мемуар, что практически отсутствует фактическая сторона дела: нет ни цен, ни весов, ни размеров — ничего из того, по чему можно было бы образно представить себе вспоминаемое Фетом, а он вспоминает лет за 30 своей жизни. Сугубо общие описания! Скажем, понятное дело, что, описывая праздную жизнь, постоянно будешь описывать еду, поскольку в праздной жизни это самое значительное событие. Ну так Фет исхитрился и свои трапезы чаще всего описывать сугубо общими словами, посему в памяти остаётся, что интеллигенты кушали минимум четыре раза в день, причём обед и ужин были в пять блюд с обязательным супом, а вот что именно они ели, упоминается крайне редко. Но пару раз натыкался на сетования, что в той же Франции и пообедать по-человечески нельзя — порции маленькие, ветчина тоненькая и той один кусочек. А вот когда русский интеллигент на родине начинает жрать, то тут всего вволю!
Праздность — дело нудное, вот и воспоминания о праздности достаточно нудные. Просто российский интеллигент твёрдо знает, что гений обязан написать мемуары, вот и пишет их, но писать-то об убогой жизни интеллигента нечего, и нечего даже тогда, когда сама страна переживала поворотные события своей истории (а Афанасий Фет пережил и Крымскую войну 1853-56 годов, и освобождение крестьян в 1861 году, и Русско-турецкую войну 1877-78 годов).
А ведь Фет был гвардии штабс-ротмистром. Мало этого, Фет тоже участвовал в Крымской войне — его лейб-гвардии уланский полк стоял в Эстонии — в нынешней Палдиски — на защите побережья Балтики от постоянных набегов английского флота. Но и у этого русского офицера вообще ничего нет о войне — ни о тактике, ни о причинах поражения, ни о самих поражениях. За исключением одного незначащего эпизода, все три года войны — это рассказы, как и где Фет жил у прибалтийских крестьян и помещиков, как охотился на куропаток и тетеревов, как менял лошадей, как мок под дождём и куча ещё подробностей, ни имеющих никакого отношения к войне.
Вот, скажем, другом его был граф Лев Николаевич Толстой. Ну мог бы Фет что-то написать об участии в войне друга, правда, на тот момент — только будущего друга? На мой взгляд, обязан! Но вот Фет описывает своё первое знакомство с Толстым — как он пришёл к Ивану Тургеневу:
«На другой день, когда Захар отворил мне переднюю, я в углу заметил полусаблю с анненской лентой.
— Что это за полусабля? — спросил я, направляясь в дверь гостиной.
— Это полусабля графа Толстого, и они у нас в гостиной ночуют. А Иван Сергеевич в кабинете чай кушают.
— Вот всё время так, — говорил с усмешкой Тургенев. — Вернулся из Севастополя с батареи, остановился у меня и пустился во все тяжкие. Кутежи, цыгане и карты во всю ночь; а затем до двух часов спит как убитый. Старался удерживать его, но теперь махнул рукою».