Ага, ага, подумал я, вот и все, на что способно это дерьмо собачье.
Не больше. Я расписался в получении своей сотни долларов и был представлен начальнице кафедры Литературы. Она была воплощением секса. Я решил ее изнасиловать. Она сказала, что попозже могла бы приехать в тот домик — к Белфорду, — но, послушав мои стихи, она, разумеется, не приехала. Все было кончено. Я возвращался в свой пропахший плесенью двор, возвращался к безумию, но зато к безумию моего пошиба. Белфорд с приятелем отвезли меня в аэропорт, и мы уселись в баре. Я купил выпивку.
— Странно, — сказал я. — Кажется, я схожу с ума. Я все время слышу свое имя.
Я не ошибся. Когда мы добрались до летного поля, мой самолет уже укатил и как раз поднимался в воздух. Пришлось вернуться и зайти в специальную комнату, где со мной принялся беседовать какой-то тип. Я чувствовал себя школьником.
— Хорошо, — сказал он, — мы отправим вас следующим рейсом. Но на сей раз постарайтесь не опаздывать.
— Благодарю вас, сэр, — сказал я.
Он произнес что-то в телефонную трубку, а я вернулся в бар и заказал еще выпивку.
— Все нормально, — сказал я. — Лечу следующим рейсом.
И тут мне почудилось, что, опоздав на следующий рейс, я опоздаю навечно. И буду вечно ходить к тому типу. С каждым разом все хуже: он будет все больше злиться, а я — все глубже раскаиваться. Такое вполне могло бы случиться. Исчезли бы Белфорд с приятелем. Пришли бы другие. Был бы учрежден небольшой фонд помощи мне…
— Мамуля, а что с папой случилось?
— Он умер за столиком в баре сиэтлского аэропорта, когда пытался не опоздать на самолет в Лос-Анджелес.
Можете не верить, но на второй рейс я все-таки не опоздал. Не успел я сесть, как самолет тронулся с места.
Я не мог ничего понять. Почему это оказалось так трудно? Так или иначе, я был на борту. Я откупорил бутылку. Меня засекла стюардесса. Строго запрещено.
— Вы знаете, сэр, что вас могут высадить?
Командир только что объявил, что мы летим на высоте 50 000 футов.
— Мамуля, а что с папой случилось?
— Он был поэтом.
— А что такое поэт, мамуля?
— Он говорил, что не знает. Ну ладно, иди мыть руки, обед на столе.
— Не знает?
— Вот именно, не знает. Ну ладно, я же сказала, иди мыть руки…
Грандиозная дзэнская свадьба
Я сидел сзади, в компании румынского хлеба, ливерной колбасы, пива, прохладительных напитков; с зеленым галстуком на шее — первым галстуком за десять лет, с тех пор как умер отец. Ныне же мне предстояло стать шафером на дзэн-буддистской свадьбе. Холлис вела машину со скоростью 85 миль в час, а четырехфутовая борода Роя, развеваясь, лезла мне прямо в лицо. Это была моя «Комета» шестьдесят второго года, только сесть за руль я не мог: отсутствие страховки, два попадания за езду в пьяном виде и неминуемое новое опьянение. Холлис и Рой три года прожили вместе, не заключая брака, причем Рой жил у Холлис на содержании. Я сидел сзади и посасывал пивко. Рой по порядку описывал мне всех членов Холлисовой семьи. Рою лучше всех давалась интеллектуальная чушь. Или трепотня языком. Стены их квартиры были увешаны фотографиями уставившихся в объектив жующих парней.